За мгновение до мечты
Шрифт:
Мы молчали. Просто сидели вместе и ничего не говорили. На сковородке горели несчастные оладьи… И тут Любима подпрыгнула и принялась взволнованно теребить рукав Бьёрна.
– Идем, идем, папа! Я тебе ковик покажу!
Она схватила его за палец и потянула за собой, и Бьёрн с улыбкой пошел за дочкой, не сопротивляясь. Когда я пришла в гостиную через несколько минут, оба сидели на полу бок о бок. Бьёрн был завален игрушками и держал в руках машинку, Любима доверчиво положила ладошки ему на бедро и тараторила, как сорока.
– Это касная, то исть зиёная…
– То есть синяя, – улыбнулась я. – Она прекрасно знает
Бьёрн с улыбкой кивнул.
– У миня есть игла Ядуга! – восхищенно завопила внимательно слушавшая меня Любима. – Мама, пинеси!
Мужчина тихо рассмеялся командному тону дочки.
– Кажется, этим она в меня.
– Ага. Любимкин, ты не забыла одно важное слово?
– Забыла, – подтвердила малышка. – Неси ни-ме-дле-нно!
Мы с Бьёрном прыснули.
– Нет, Любима, – сказал он, – мама имеет в виду слово «пожалуйста».
– Позалуста! – повторила дочка. – Мама, мамик, поза… зуста!
Посмеиваясь, я пошла в спальню и достала большую коробку. Год назад она с радостью совала фишки из игры в рот, и вот теперь называет все, что на них нарисовано.
Когда спустя полчаса в гостиной появились остальные, радостным восклицаниям не было конца. Мун то и дело хлопал друга по плечу, Аврора широко улыбалась, Ариэль глядела на Бьёрна с нежностью, а он сразу заявил, что сынишка – копия Муна. Нам было хорошо, и, как это ни удивительно, день выдался прекрасным. Небо выплакало весь дождь, ветер просушил тропинки. Когда мы наговорились, (Бьёрн не стал рассказывать про «Сколопендру», объяснив только, что смог вернуться благодаря самоотверженности Халли), новоиспеченный супруг предложил прогуляться до корабля. Он трепетно помог дочке обуть желтые сапожки с рыбами, а мне подал длинный плащ. Даже не знаю, что было приятней – наблюдать, как Бьёрн обращается с Любимой, или его взгляды, бросаемые на меня – полные обожания, ласковые, теплые.
Снаружи было солнечно, но прохладно и ветрено, и осенний сад улыбался. Трава стала желтой, клены покраснели, а рыжие пятна крыжовника спорили с оранжевой облепихой. Любима шла между нами, порой вцепляясь покрепче и повисая на руках. Этот новый способ передвижения приводил ее в неописуемый восторг. От заливистого смеха птицы звонче щебетали, и мне казалось, что лес хохочет вместе с нами.
– Ищё! Позазуста, ищё! Высе! – и снова мелодичная трель на весь сосновый бор.
Бьёрн оставил корабль на том же месте, что и прежде, и Любима тотчас принялась болтать, осматривая огромную птицу:
– Навица. Касивый. Больсе, чем у дяди Люна. Селенький. В звездочку. Окосецки. Много-много-много дылочек…
Мы не могли сдержать тихого смеха. Любима продолжала комментировать каждую деталь, и Бьёрн предложил нам подождать снаружи.
– Это чтобы вы подарок заранее не увидели.
– Ну, лядно, – вздохнула Любима. – Подоззём. Мама, ти видела коёсики?
– Это просто круги, они не для езды, – ответила я.
– А-а-а…
Она бегала кругом корабля, задирая голову, и вдруг остановилась, как вкопанная.
– Собака!!!
От этого вопля я чуть не растянулась на ровном месте – к Любиме вразвалочку бежало пушистое пухлое чудо с вишневыми глазками-бусинами и сияющей белой шерсткой. Щенок был крупным, и стало ясно, что из него вырастет нечто гигантское.
– Собака-а-а! Щинок! Мама, мама! Папа пивёл песика!
Она принялась наглаживать зверя, а тот, мотая хвостиком-морковкой, лизал ей ладошки.
– Это мне? Моя собачинька?!
– Да, – отозвался Бьёрн. – Твоя. То есть твой. По документам его зовут Аргус Коус Гранд Муар… или что-то вроде этого. Я называл просто Арги.
– Алги, – тотчас переиначила дочка. – Мозно нам поиглать?
Мы одновременно кивнули, и Бьёрн обнял меня за плечи.
– Ты не против?
– Да что ты! Я в восторге! Что за порода?
– Кулибес. Их еще называют «серебряными псами». Отличные няньки и грозные охранники.
Целый час новые друзья валялись в кучах влажных листьев, на пару «гавкали» и бегали по тропе. Хорошо, что я догадалась надеть на Любиму непромокаемый комбинезон. Потом щенок заметно устал, и у него начали заплетаться лапы. Я взяла по-прежнему белого песика на руки, Бьёрн взял большую сумку и Любиму, и мы отправились обедать.
В последующие дни счастья и забот стало намного больше. Арги наводил в доме жуткий бардак, жрал ботинки, копался в цветах и настырно лез в постель к Любиме. Щенок понравился всем, и, так как нас было много, мы всем скопом «воспитывали» его. Особенно строгой была Аврора, однако порой даже её сердце не выдерживало печально-просящего взгляда милого существа.
У Любимы появилась новая привычка: она отказывалась засыпать без папиной руки. Теперь вместо просмотра видео мы читали на ночь книгу, и разрешили упрямому Арги спать возле кровати маленькой хозяйки. Ему приходилось часто протирать лапы, а при первом купании искупались все – и Любима, и я, и Бьёрн, потому что неугомонный малыш постоянно отряхивался. Никогда бы не подумала, что от щенка может быть столько грязи!
А потом пришла зима, и пес, впервые увидевший снег, стал мега активным, прыгучим и заводным. Он быстро увеличивался в размере и сбрасывал щенячий пух. Мы изумленно смотрели, как на смену нежной шерстке лезет густое, жесткое серебро. Никогда не видела такого окраса! Он словно был опутан металлической канителью, и гавкал все более утробно, хотя по-прежнему не проявлял никакой агрессии. Бьёрн по утрам, когда Любима еще спала, занимался с ним дрессировкой, а вечером Арги учился понимать правила поведения в доме.
В начале зимы нас навестили родители, и, уж не знаю, как так вышло, но папа и Бьёрн сразу нашли общий язык. Мама же, поначалу подозрительно-вежливая, через несколько дней оттаяла. Никто не мог остаться равнодушным к тому, как Бьёрн заботился о нас с дочкой, сколь нежен и терпелив он во всем, что касается семьи. И даже когда Арги начал проявлять характер, супруг действовал не жестоко, и настойчиво и строго, требуя точно такого же подчинения и уважения, как на корабле. Мой бывший капитан…
Дедушка с бабушкой временно поселились в гостиной, и мы решили, что пора приступать к ремонту. Мун, Бьёрн и папа приводили мансарду в порядок, мама и Аврора занимались домом, а мы с сестрой «развлекали» детей. Часто все делалось вперемешку, но еще чаще я старалась быть с Бьёрном и Любимой. Казалось, стоит ненадолго их покинуть – и сказка исчезнет. А вдруг я жила во сне, и все испытания и радости были лишь мгновением ночи? Иногда от этой мысли мне становилось по-настоящему жутко, хотя мудрый внутренний голос и уверял, что жизнь реальна и постоянна.