За пеленой лжи
Шрифт:
У нее были черные кудри и хрупкая тонкая фигурка. Еще у нее были большие карие глаза и бледные красивые губы.
В прошлый раз она пробыла у него не дольше получаса. Перестала хихикать, поблагодарила и вызвала такси. Когда уходила, она казалась прежней, нормальной.
И потом, на работе, казалась прежней, тихой и немногословной. Вовремя улыбалась, вовремя делалась серьезной. Когда надо, включала свой талант переговорщика.
Только перестала хвататься за любую работу, как запрограммированный робот.
Виктор
Они никогда не вспоминали тот вечер.
Она вела переговоры и следила за тендерами и бухгалтерией, а он руководил программистами.
Они были отличными компаньонами. Он не прогадал, когда предложил ей организовать совместную фирму.
Виктор полез в холодильник, достал контейнер с готовым салатом, колбасу. Поставил на стол тарелки и вилки.
О чем с ней нужно сейчас говорить, он не представлял.
Он наклонился, чтобы тоже выдвинуть табуретку, и неожиданно понял, что ему хочется, чтобы она никогда не уходила с его захламленной кухни.
Виктор отпустил табуретку и сунул руку ей в волосы. То есть рука сама туда сунулась. А другая рука опустилась ей на плечо.
Он давно этого хотел, только отчего-то не понимал, что хочет.
Нина его не оттолкнула. Она к нему потянулась.
Губы у нее оказались мягкими и податливыми.
Он на секунду отстранился, заглянул ей в глаза, тут же снова сжал тонкие плечи и удивился, как сильно и громко бьется собственное сердце.
– Мне нравится работать, зная, что ты за стенкой, – признался он потом, прижимая ее одной рукой к своему плечу.
Странно, что он только сейчас это понял.
Ему нравилось заходить к ней в кабинет. Нравилось молча на нее смотреть и нравилось спорить.
Он бы умер от скуки, если бы у него не было такого компаньона.
Диван, на котором они лежали, был старый, с потертой обивкой. Неожиданно ему стало неловко за свой диван и за всю эту убогую квартиру, которая давно требовала ремонта.
Почему-то, когда изредка здесь бывали другие женщины, никакой неловкости он не испытывал.
– Я никому тебя не отдам, – сказал Виктор.
Она приподнялась, заглянула ему в лицо и грустно благодарно улыбнулась. А потом потянулась за брошенной на пол одеждой.
– Не уходи, – попросил он.
Она наклонилась, поцеловала его в краешек губ и начала быстро одеваться.
– Не уходи, Нина. Пожалуйста.
Она провела рукой по его щеке. Он поймал пальцы, сжал.
– Выходи за меня замуж.
– Не могу, – прошептала Нина.
– Почему? – не понял он. – Его же больше нет. Тебе со мной плохо?
– Ты даже не представляешь, как мне с тобой хорошо. И не представляешь, как я тебе благодарна.
– За что?
– За то, что ты у меня есть, – почему-то она продолжала шептать.
Виктору нравилось слышать, что он у нее есть.
– Выходи за меня замуж.
– Сейчас не могу.
– Почему?
– Я хочу отомстить.
– Но его же больше нет!
Ему было так хорошо, что она рядом, и так не хотелось думать ни о чем другом, что в слова он почти не вслушивался.
Нина пошевелила пальцами, высвобождая руку, снова поцеловала его в краешек губ и вздохнула:
– Вот именно!
Когда захлопнулась дверь, он пожалел, что не удержал ее силой.
Думать о том, что она отомстит, было проще и легче, чем о чем-то другом, и Нина цеплялась за эту мысль.
Другие мысли вызывали такую боль, которую она, пожалуй, не испытывала даже тогда, когда Гена сказал ей, что ему нужна Юля.
Тогда она просто отупела и казалась себе попавшей в какую-то другую реальность, ей даже удавалось смотреть на все происходящее со стороны, как будто она была зрительницей, случайно попавшей на пошлую плохую мелодраму.
Тогда в любой момент можно было позвонить Геннадию и сказать, что он подлец и что она его презирает. Еще можно было соврать, что без него ей гораздо лучше и легче, но этого Нина не сказала бы. Она знала, что он умирает, и продолжала его жалеть.
Она ни разу ему не позвонила, и он ей тоже.
Теперь позвонить стало некому. Некому солгать и некому сказать правду. Правда заключалась в том, что он не стал ей чужим даже после того, как так подло и отвратительно с ней поступил.
Еще правда заключалась в том, что Нина до последнего дня ждала, что он ей позвонит. Всерьез обдумывала, вернется к нему или нет, если он снова ее позовет.
Дождь перестал. В лужах отражался свет фонарей.
Метро было совсем рядом. Нина сделала несколько шагов, вернулась к подъезду и, поставив сумку на мокрую лавочку, достала из нее телефон.
Хорошо, что она не удалила номер Юли из контактов.
– Я даю тебе три дня, чтобы ты убралась из моей квартиры, – услышав «алло», быстро сказала Нина.
Юля что-то затараторила, но она не стала слушать и сбросила вызов.
Идти к метро расхотелось. Нина вызвала такси, потрогала лавку и, ожидая машину, села на нее, несмотря на то, что доска была мокрая. Ей показалось, что у нее разом кончились силы.
27 сентября, вторник
Сестра не звала ее на похороны, но Маша все равно поехала. Правильно сделала, все пошло не так, как она себе представляла.
Народу у морга было много, но Юля стояла одна. Остальные собирались группами и явно были между собой знакомы. Геннадий был журналистом, не слишком известным, но знакомства в свое время имел обширные, и то, что проводить его пришли многие, было ожидаемо.
К Юле не подходил никто. Подходили к высокой черноволосой даме, стоявшей рядом с пожилой парой.