За пеленой лжи
Шрифт:
– Проходите!
Входить в квартиру было противно, и неожиданно она порадовалась, что входит сюда не одна.
Квартира досталась Нине от старой родственницы. Сначала родители хотели ее сдавать, но для этого надо было сделать ремонт, потом заниматься поиском квартирантов. На это у мамы с папой не нашлось ни времени, ни желания, и квартира несколько лет пустовала.
Ремонт они сделали только перед Нининой свадьбой в качестве подарка.
В квартире царил бардак.
В прихожей висели две куртки
Посредине комнаты стояла открытая дорожная сумка. Видимо, Юля складывала туда свою одежду, из сумки торчал рукав красного свитера.
Девка стояла за Нининой спиной, по-деревенски прижимая носовой платок ко рту.
Квартира была однокомнатной. Юли в квартире явно не было.
– У нее пятый день не отвечает телефон, – еле слышно повторила девица.
Нине хотелось напомнить, что та это уже говорила, но она поморщилась и зло посоветовала:
– Посмотрите, может, телефон здесь оставила.
Юлины вещи валялись везде, на стульях, на кровати.
Девица вошла в комнату, огляделась и жалобно и обреченно посмотрела на Нину.
– Меня зовут Маша.
Нина представляться не стала. Смотреть на девку Машу ей было противно, и она смотрела сквозь нее.
Кажется, это у нее неплохо получалось.
– Ты умеешь быть очень высокомерной, – заметил как-то Геннадий.
– Это плохо? – серьезно спросила тогда Нина.
– Это забавно, – засмеялся он.
Это было совсем давно, когда Геннадий был здоров, весел и его даже иногда узнавали на улице. А Нина тогда только начала работать и не предполагала, что начнет продвигаться по карьерной лестнице быстро и уверенно.
– Я могу еще чем-нибудь помочь? – издевательски вежливо спросила Нина и неожиданно почувствовала слабый укол совести.
Вид у Маши был затравленный, издеваться над ней было нехорошо.
Маша молча повернулась и пошла к двери.
– Подождите, – вздохнув, остановила ее Нина. – Запишите мой телефон. Так, на всякий случай.
Девушка послушно достала смартфон, принялась тыкать в него под Нинину диктовку. Потом тихо закрыла за собой дверь.
Валяющиеся Юлины вещи вызывали злость и брезгливость, мешали нормально осмотреть квартиру.
Квартиру надо продать. Жаль только, что в ситуации полной санкционной неопределенности деньги могут превратиться в пыль. Можно остаться и без денег, и без недвижимости. В долларовом эквиваленте недвижимость не будет расти в цене, жилья понастроили столько, что уже сейчас сюда можно переселить всю Россию.
За месяц до того, как Геннадий объявил, что ему нужна Юля, умерла бабушка. Нина ее любила, но страх за Гену тогда забирал все силы, и бабушку она почти не оплакивала.
Она поехала в пустую бабушкину квартиру, когда пришла в себя у Виктора. В квартире до сих пор все было как при бабушке. Заниматься квартирой Нине не хотелось, и она не занималась.
Куплю новую мебель, неожиданно решила Нина. С импортной могут быть проблемы, но дорогая отечественная тоже неплохая. Куплю новые светильники.
А сюда больше не поеду.
Стараясь не смотреть на Юлины вещи, она быстро вышла из квартиры и заперла дверь.
Потраченного времени было жаль.
Что еще можно сделать, Маша не представляла. Она звонила сестре начиная с четверга. Юлин телефон был отключен.
Сестра с телефоном не расставалась. Даже приезжая к маме и Маше, постоянно в нем копалась.
Забеспокоилась Маша не сразу. Сестра не баловала ее частыми звонками, и в том, что они уже несколько дней не разговаривали, ничего необычного не было. Сначала Маша ждала, что Юля сама объявится, а начиная с выходных не находила себе места.
В субботу не выдержала и поехала к Юле домой. Дверь оказалась запертой, и Маша уехала ни с чем.
В воскресенье приехала снова, только сразу не уехала, несколько часов прождала у запертой двери, стараясь не замечать, как на нее косятся соседи.
Если бы не язвительная женщина за дверью, Маша опять прислонилась бы к стене около лифта и снова стала бы ждать. Это было проще, чем ехать домой и видеть маму.
Жена Геннадия смотрела на Машу с таким презрением и ненавистью, что остановиться у стены Маша не рискнула, спустилась вниз, во двор. Заметила лавочку у детской площадки и села на лавочку. Та стояла удачно, спиной к подъезду.
Детская площадка была пуста. С растущего рядом клена на качели с тихим шуршанием падали последние листья.
– Юля не звонила? – спросила мама в пятницу, когда Маша пришла с работы.
– Звонила, – бодро ответила Маша. – У нее все нормально.
Мамин сотовый работал плохо, голоса собеседников еле доносились, и мама им почти не пользовалась. Они давно собирались купить новый, но так и не собрались.
В пятницу Маша этому впервые порадовалась. В пятницу она уже сильно волновалась за сестру и не хотела, чтобы мама волновалась тоже.
– Юле надо переехать к нам, – сетовала мама. – В горе надо с родными людьми быть, а не одной.
– Она не хочет, – объясняла Маша.
Сестра сняла квартиру в Москве давно, как только уволилась из больницы, в которой работала после окончания медучилища. Она тогда устроилась сиделкой к какому-то старику и получать стала заметно больше.
Маша сестру от съема квартиры отговаривала. Ездить к подопечному было не ближе, чем из дома, квартирка запущенная, убогая, а денег за нее хозяева просили немалые.
Юля сняла квартиру, домой стала приезжать редко и о своей личной жизни почти не рассказывала.