За пеленой тысячелетий
Шрифт:
Всё это одеяние составляло её повседневный наряд. Она появлялась в нём перед старейшинами и жрецами. Оставшись одна, Томирис переодевалась в простое льняное платье и лёгкие, мягкие сапоги. Голову держала непокрытой, хотя замужней женщине это и не положено. В таком виде её видели только рабыни и слуги.
Томирис, продолжая мерить ногами узкое пространство царских покоев, постепенно успокаивалась. Решение принято и отступать уже поздно. Она резко остановилась, серьги издали мелодичный звон. И, этот звук неожиданно напомнил ей о детстве.
Царица, как и любая скифская женщина, любила украшения. Особенно привезённые из греческих колоний или доставшиеся из набегов на богатые ионийские города. В то время, когда был жив её отец Спаргапит, он частенько баловал
Однажды отца привезли на повозке бездыханного. Томирис к нему не допустили, и она наблюдала за ним из-под резной скамейки, куда успела прошмыгнуть незаметной. Она видела, как колдуют над отцом жрецы, и молила всемогущую Табити, охранительницу царского очага, чтобы она помогла отцу встать со смертного ложа. Грудь у Спаргапита тяжело вздымалась, а по откинутой руке стекала кровь и падала на ковёр. Долго она ещё не могла забыть алые капельки, падающие на пол. Тогда она поняла, что у войны есть и оборотная сторона. Это не всегда золото, украшения, радость или весёлый смех. Но боль и смерть, которая может настигнуть воина в любую минуту. Чтобы этого не случились, перед каждым походом они приносили богатые дары богам, которых почитали. Иногда боги принимали дары и поход оказывался удачным. После того как воины возвращались из таких набегов, праздники не стихали несколько дней. Иногда боги гневались на своих детей и тогда скудели стада, набеги не приносили ничего кроме горя и слёз, а на людей нападал мор и голод.
Отец то поправлялся, то опять впадал в забытьё. Так продолжалось на протяжении двух месяцев. Когда ему стало особенно невмоготу, он велел позвать троих, наиболее уважаемых прорицателей. Они начали гадание и обвинили вождя одного племени, по имени Иданфирс, в том, что он принёс ложную клятву охранительнице царского очага – Табити. Обвинённого в ложной клятве тотчас схватили и привели к царю. Предсказатели в один голос твердили, что это именно он ложно поклялся богам и виноват в болезни царя. Иданфирс валялся в ногах у прорицателей и у Спаргапита, пытаясь вымолить прощение. Он доказывал, что всегда придерживался веры предков, и его ложно оклеветали. Он был столь убедителен, что велели позвать ещё шесть прорицателей. После гадания они подтвердили вину осуждённого и ему тут же отрубили голову. А также всем его родственникам, но только мужского пола. Женщин, испуганно жавшихся в стороне – не тронули.
Маленькая Томирис, стоявшая в толпе, услышала, как один седой старик рассказывал другому о том, что пятнадцать зим назад случилось по-другому. Тогда царя поразил неизвестный недуг. Обвинили одного человека, бедняка, у которого не было даже своего коня. Но следующие прорицатели, вызванные вслед за первыми, неожиданно для всех, его оправдали. Приводили всё новых и новых предсказателей, но и они высказывались за то, что этот человек обвинён ложно. Наконец, убедившись в его невиновности, бедняка отпустили, а трёх жрецов приговорили к смерти. На запряженный быками воз навалили доверху хвороста. Прорицателей со связанными ногами и скрученными за спиной руками запихнули в кучу хвороста. Хворост подожгли, а быков выпустили в чистое поле. Долго носились обезумевшие животные и долго раздавались крики жрецов. Наконец дышло у телеги обгорело, и быки с опалёнными боками разбежались в разные стороны. А телега и всё что в ней находилось, вскоре превратилось в кучу пепла.
После гадания жрецов отец начал поправляться и постепенно встал на ноги. Но прежним уже не стал. Всё реже раздавался его весёлый смех. Как-то незаметно он состарился, а после и вовсе угас, взвалив на плечи дочери все заботы о царстве. Отца похоронили по царскому обычаю, вместе с лошадьми, жёнами и рабами и в тот момент жизнь для неё кончилась.
Мать у Томирис умерла рано, поэтому Спаргапит был для неё всем. И другом и подругой, и защитником, и наставником. Она настолько привыкла к его могучему плечу, на который в любой момент могла опереться, что первое время не знала, как дальше жить. Отец ушёл в потусторонний мир, чтобы там продолжать царствовать. Сидеть за столом, пировать со своими друзьями-побратимами, водить воинов в походы, делить добычу. Заниматься всем тем, чем занимался здесь, когда ходил среди живых. А Томирис осталась вместо него завершать земные дела.
Незадолго до смерти отца Томирис сосватали за Арианта, сына вождя племени асианов, что кочевали в низовьях Аракса. Отец надеялся, что Ариант займётся делами племени наравне с ним, вождём. К тому же союз этот был крайне важен и нужен массагетам. Два года подряд на племя обрушивался мор, оно ослабло в постоянных стычках и войнах, и кратковременный мир был крайне необходим. Поэтому Спаргапит и пошёл на этот союз, несмотря на то, что Томирис не желала этого. Хотя скифская женщина и ходила в битву наравне с мужчинами, права голоса она не имела. И была воспитана в непротивлении воле старшим и полного подчинения вначале родителям, а потом мужу. Поэтому она приняла решение Спаргапита со склонённой головой.
Поначалу Томирис приняла Арианта настороженно. Но время шло, и со временем она стала замечать его голубые глаза, волнистые волосы, свободно ниспадающие на плечи, могучее тело и сильные руки. Через год Томирис родила своего первенца. Его назвали в честь далёкого предка – Спаргаписом. И это имя должно было принести удачу сыну. Затем, с чередованием в год, родились две дочери. Дети подрастали, и Томирис стала понемногу отделяться от мужа.
Ариант обрюзг, появился огромный живот, и он уже с трудом влезал на коня, что было позором для скифа. К тому же Арианта ничего не интересовало, кроме охоты и пирушек. Он мог целыми днями не вылезать из-за стола, напившись хмельного кумыса и горланя песни. Под восторженный рев дружков-бражников в один присест съедал упитанного барашка. И запивал всё это бесчисленными бурдюками кумыса или бузы. Вскоре он совсем забыл дорогу в шатёр к Томирис. Томирис уже не единожды ловила на себе зловредные ухмылки, кидаемые скифянками как бы вскользь, невзначай. И в конце концов он ей стал противен.
К тому же в управлении царством Ариант совсем не принимал участия и постепенно совсем отдалился от государственных дел, доверяя все вопросы решать Томирис. Спаргапит, видя, как обстоят дела, только хмурился, но ничего не говорил непутевому родственнику.
Так продолжалось до самой смерти отца Томирис. И когда его не стало, она осталась одна. Ариант, погрязший в пьянстве и разврате, был не в счёт. Сын ещё слишком молод и неопытен, чтобы встать рядом с матерью, а больше ей не на кого опереться. Верные люди не раз докладывали царице, что среди знатных воинов и вождей племён, ведутся ненужные разговоры. Хуже всего то, что их поддерживает каста жрецов, ещё не забывшая что отец Томирис мало прислушивался к их нравоучениям. Идут разговоры о смене царя. А Томирис не может позволить, чтобы прервался род Таргидая, сына Зевса и родоначальника скифов. Дело пахло заговором. И в этот момент, как будто боги решили до конца испытать её, на границе появилась грозная сила, грозившая всему царству скифов-массагетов.
Поэтому и металась царица по шатру, звеня браслетами и не зная, что ей делать, у кого испросить совета. Томирис вспомнила, как получила первую весть о надвигающейся на её царство опасности...
...В тот день дозоры донесли о появление на левом берегу Аракса войска царя мидян, Кира. До скифов уже не первый год доходили слухи о завоевательных походах этого царя, появившегося неизвестно откуда. Ещё её отец, Спаргапит пристально и настороженно смотрел в сторону, где Кир подводил под свою руку одно государство за другим. Спаргапит был дальновидным царём и умным политиком. Он понимал, что когда-нибудь этот лев бросится и на них. Не допустит мидянский царь, чтобы под самым боком у его государства жили такие беспокойные соседи, как скифские племена.