За пеленой тысячелетий
Шрифт:
– Вот там они и сговорились. Теперь её так просто не возьмешь, все племена пойдут за ней. Как же, воплощение великой Табити, - Аргота хотел сплюнуть, но сдержался. Боги разгневаются, а это сейчас ни к чему. Но все равно он был очень зол, и это чувство требовало немедленного выхода. Он вскочил и заходил по шатру.
– Что будем делать? – Камасарий следил за мечущимся побратимом.
Они стали побратимами, когда им обоим минуло по десять зим. В торжественной обстановке, где присутствовали все воины обоих племён, в чашу с вином друзья примешали капли своей крови. Потом каждый погрузил в чашу меч, стрелы, секиру и копье. Затем, вначале Аргота, а потом Камасарий обратились с молитвой к богам и произнесли клятву, после чего вместе со знатнейшими людьми племени, которые
– Что делать?
– Аргота резко остановился напротив Камасария, так что тот вздрогнул. – Я знаю что. Пошлём верного человека к царю мидян. Когда царица встанет против персов, мы своих людей уведём и оставим её один на один с Киром. Посмотрим, много ли она тогда навоюет.
– Пойдёт он на это?
– А почему нет? Он умный царь. Вон сколько царств под себя подмял... К тому же он эту войну захочет закончить как можно быстрее. А мы ему в этом поможем. Когда Томирис не станет, – изберем себе нового царя. Кир, я думаю, на наши голые степи зариться не будет. Чего ему тут делать? Для Кира одно имеет значение – чтобы с этой стороны его державе ничего не угрожало. И мы ему это пообещаем, если поможет нам разделаться с ненавистной Томирис.
– А кого царём изберем? – Камасарий вскинул глаза на Арготу.
– Об этом говорить ещё рано. Надо сперва выполнить то, что задумали... Согласен, ардхорд?
– Согласен, - у Камасария сузились глаза. Он перехватил свой неизменный посох и потряс им в воздухе.
Аргота взял амфору с греческим вином. Оно было намного приятней надоевшего хмельного кумыса. Наполнил золотой кубок и, перед тем как выпить, опять усмехнулся.
&&&
Воин Скилур, личный вестовой царицы Томирис, спешился у коновязи, привязал коня и прошёл в царский шатёр. Задвинув полог, поклонился царице, стоявшей в дальнем углу и замер, ожидая распоряжений. Это был молодой, не высокий, кряжистый воин. Одетый в кожаную стёганую безрукавку, исполняющую роль панциря и кожаный шлем, из-под которого выбивались и свободно падали на плечи тёмные волосы. По своему облику он отличался от исконного скифа. В нём чувствовалась примесь чужой, скорее всего греческой, крови. Тёмные глаза настороженно смотрели на царицу.
Вестовые набирались из особо расторопных воинов и тех, кто имел хорошую память. Указы царицы разносились по всем округам, где кочевали подвластные ей скифы. Вся жизнь вестовых проходила на коне, в дороге и они редко обзаводились семьями. Они или погибали в схватке с дикими животными, или от стрелы выпущенной недругами из-за ближайшего кургана. Скилур, в отличие от других, сумел обзавестись семьёй. В кибитке ждали его возвращения жена и сын.
– Поедешь к тиграхаудам, - нарушила молчание царица.
– Передашь их царю, Откамасаду, моё слово. Слушай и запоминай: «Царица Томирис шлёт привет моему брату Откамасаду. Враг в несметном количестве подошёл к нашим границам. Он грозит разорить наши кочевья, воинов убить, а жён и матерей, увести в полон. Вначале он расправится с массагетами, а потом приступит и к твоим владениям, брат мой Откамасад. Поэтому нам надо выступить сообща, чтобы не пасть под копыта персидского коня поодиночке. Вышли мне в помощь воинов, сколько сможешь. И в следующий раз я помогу тебе». Всё запомнил?
Скилур кивнул, поклонившись.
– Повтори.
Скилур повторил, ни разу не сбившись.
– Хорошо. Через пять дней ты должен опять стоять передо мной… Путь не близкий, поэтому возьми заводных коней, сколько надо. Всё, ступай и да поможет тебе охранитель воинов, Арей.
Скилур вскочил на коня и, поднимая пыль, рванул в своё стойбище. Себе он уже не принадлежал, а был царским гонцом. Люди, увидев на его шлеме красное перо, поспешно расступались в стороны. Он наскоро попрощался с женой, не забыв пощекотать усами заплакавшего сынишку. Затем набил седельные сумки припасами, состоявшими в основном из сушёной баранины и конины. Воины уже поймали для него заводных коней. Наскоро перекусив, Скилур, не мешкая, выехал в сторону мест, где издавна кочевали племена под началом царя Откамасада.
Саки-тиграхауды жили в таинственных и бескрайних просторах закаспийских степей. Они кочевали со своими бесчисленными стадами по берегам рек, по раздольям равнин, то, приближаясь к подножию Кавказских гор, то, скрываясь где-то в неизвестной дали пустынных северных земель, никогда подолгу не оставаясь на одном месте. В их сторону и направил бег своего коня, царский гонец Скилур. Хоть они и были неуловимыми, он ожидал, что без труда отыщет их, всецело полагаясь на своё чутьё.
Скилур скакал без остановки целый день и только к вечеру немного сбавил ход. Путь был не близкий, и загнать коней раньше времени, было бы неосмотрительно. Степь была прекрасна в это время года, пробуждённая после зимнего сна. Сквозь молодую зелень травы пробиваются цветы - артемисия, крестовик, тимьян, борец, ирис и дикие гвоздики. Местами кажется, будто вся степь покрыта цветочным ковром. От всего этого великолепия ликует душа Скилура. Волей, ветром и весенним солнцем напоена его душа.
Расстилается степь под ударами копыт. Лоснится на солнце взмыленная шея коня, на землю клочьями падает солёная пена. Жилы набухли, на могучей груди перекатываются бугры мышц. Несётся всадник в бешеном галопе, стелются кони над землей. К ночи он пересел на заводного коня и продолжил бег. В темноте разгорячённых коней приходилось сдерживать, чтобы случайно не влететь в какую-нибудь балку и не переломать ноги себе и лошадям. Скилур держал путь на пик высокой горы, отчётливо видневшийся на фоне звёздного неба. Он надеялся, что у подножия этой горы и кочуют саки-тиграхауды.
Утром Скилур пустил коня шагом, а сам, отведав конины, заснул, под мерный стук копыт. Долго ему спать не удалось. Суслик, маленький, вёрткий, выскочил из норки, и конь испуганно скакнул в сторону. Скилур чуть не вылетел из седла и окончательно проснулся. Выругавшись, он протёр глаза и опять пустил коня вскачь.
К вечеру посланник Томирис уже был у подножия высокой горы. Он спешился, стреножил, чтобы не разбежались, коней. Затем вскарабкался на сопку и, приложив руку козырьком ко лбу, стал всматриваться вдаль. В одном месте, сквозь марево солнечного дня, ему почудилось неясное движение. Вглядевшись повнимательней, Скилур кивнул головой и пробормотал себе под нос:
– Если меня не подводят мои глаза, в той стороне или движется табун диких коней, или идёт войско.
Он скатился с насыпи, поймал коней, успевших уйти уже довольно далеко, и поскакал к тому месту, где видел подозрительное движение.
По мере приближения Скилура, пыльное облако росло, увеличиваясь в размерах. Подъехав ближе, он расслышал скрип колёс кибиток и нарастающий гул от тысяч копыт. Постепенно становились различимыми огромные стада овец, коров и лошадей. Затем появились многочисленные бородатые всадники в остроконечных шапках, с копьями в руках. Это были саки-тиграхауды. Скилур их узнал по широким поясам, к которым были подвешены обоюдоострые мечи-акинаки, колчаны со стрелами и гориты с луками.
Скилура окружили со всех сторон, направив в грудь копья. Он поднял руки, ладонями вверх, проговорил:
– Я посланник царицы Томирис. Отведите меня к своему царю.
Минуту его подозрительно рассматривали. Потом, так же, не выпуская из кольца, препроводили в середину движущего кочевья.
Царь Откамасад ехал на белом коне, окружённый знатными воинами и вождями своего племени. Они выделялись блестевшими на солнце панцирями из нашитых на кожаную основу тысяч железных чешуек. Некоторые имели бронзовые шлемы и поножи греческой работы. Шеи их украшали золотые гривны, а одежда была обшита сотнями золотых бляшек. Конская сбруя, ножны мечей и гориты для луков были покрыты золотыми обкладками, искусно украшенными греческими ювелирами.