За правое дело (Книга 1)
Шрифт:
— Что ты, зачем? Я не хочу её видеть.
— Врёшь
— Вру — хочу её видеть. Но это не нужно. Что она мне скажет, зачем придет — утешать меня? Не хочу, чтоб меня утешали.
Пряхин покачал головой.
— Я советую поговорить, встретиться. Должен воевать за своё счастье, если любишь.
— Нет, не хочу. Да и не время. Если жив останусь, может быть, и встретимся.
— Смотри, а я думал, помогу тебе личную жизнь наладить.
Крымов подошёл к Пряхину, положил ему руки на плечи и сказал:
— Спасибо, дорогой мой,
— Что ж, тогда поехали, — проговорил Пряхин. Он позвал Барулина и сказал ему:
— Если тут придёт один молодой, красивый товарищ женского пола, будет спрашивать товарища Крымова, передайте, что просил извинить, по срочному делу вызван в свою часть.
— Нет, товарищ Барулин, не надо извиняться, скажите — уехал и ничего не просил передать.
— О, брат, тебя, видно, крепко припекло, — сказал Пряхин, идя к двери.
— Ой, крепко, — сказал Крымов и пошёл за ним следом.
Перед вечером, 20 августа, к Александре Владимировне? пришёл после работы старик Андреев. Александра Владимировна хотела угостить его витаминовым чаем из шиповника, но он очень спешил, отказался даже сесть.
— Уезжать надо вам, — проговорил Андреев и рассказал Александре Владимировне, что утром на завод пришли ремонтироваться танки и лейтенант, командир танка, сказал, что немцы перешли через Дон.
— А вы собираетесь ехать? — спросила Александра Владимировна.
— Нет, я не поеду.
— А семья?
— Семья послезавтра поедет.
— А если немцы придут и вы окажетесь отрезанным от семьи?
— Что ж делать, окажусь отрезанным. Вот и товарищ Мостовской остаётся, а он меня постарше, — отвечал Андреев и повторил: — А вы уезжайте, Александра Владимировна Я понял, дело не на шутку пошло.
После ухода Андреева Александра Владимировна стала вынимать из шкафов бельё, обувь, раскрыла сундук, в котором лежали пересыпанные нафталином зимние вещи Потом она сложила вещи обратно в шкафы и принялась отбирать в чемодан письма, книги, фотографии Она разволновалась и всё время завёртывала самокрутки из крупного зелёного самосада Самосад горел в папиросах, как горят в печи сырые сосновые дрова — со стрельбой, искрами, шипением.
Когда Мария Николаевна вернулась с работы, вся комната была полна табачного дыма.
Александра Владимировна спросила её
— Нового ничего? Что в городе слышно? — и озабоченно сказала: — Я решила понемногу начать укладываться. Никак не могу найти письмо о смерти Иды Семёновны. Просто несчастье, Серёжа спросит с нас.
Мария Николаевна стала успокаивать мать.
— Да ничего особенного нет. Вас, вероятно, эти взрывы напугали. Степан был в обкоме — все остаются, работа идёт полным ходом. Отправляют только детские дома, больницы, ясли. Я послезавтра поеду в Камышин с тракторозаводским домом, договорюсь в райкоме о помещениях
— Да помоги ты мне это письмо разыскать, куда оно делось, просто несчастье, — что я Серёже скажу?
Они стали перебирать бумаги, письма, открывать ящики столов.
— Не у Жени ли оно? Вот, кстати, она пришла.
Евгения Николаевна, войдя в комнату, вдохнула дымный воздух и, сделав страдальческое лицо, показала сестре, что дышать в комнате нечем, развела руками. Вслух делать замечание матери она боялась.
— Ты не брала письмо о смерти Иды Семёновны? — спросила Александра Владимировна.
— Брала, — ответила Женя.
— О господи, я весь дом перевернула, дай его мне.
— Я его отослала Серёже, — громко, сердясь на то, что по-ребячьи смутилась, ответила Женя.
— Почтой? Ведь оно может пропасть, — сказала Александра Владимировна — Как же ты могла, да и вообще ведь мы решили не посылать ему пока. Вот ему выпало в семнадцать лет одному пережить такой удар, да сидя в окопах, среди чужих...
— Я послала не почтой, а с оказией, ему передадут письмо прямо в руки, сказала Женя.
— То есть как это в руки? — крикнула Маруся. — Ведь мы, кажется, решили не сообщать ему... Это было наше общее решение! Что за анархизм такой, что за дурость!
— Я поступила так, как нужно, — сказала Женя. — Он на смерть пошёл, а мы с ним в бирюльки играем.
Маруся на миг почувствовала такую злость к Жене, что ей больно стало смотреть на неё от желания сказать сестре грубое и жестокое слово.
— Хватит, девочки, — сказала Александра Владимировна, — хватит, вы мне обе надоели: и партийная и беспартийная Маруся, так значит ты в городе и на заводе не слышала ничего тревожного?
— Нет, абсолютно Я ведь говорила вам, как все настроены.
— Странно. Приходил час назад Андреев. Какой-то военный чинил на заводе танк и сказал: «Кто может, пусть скорей уезжает за Волгу. Немцы вчера переправились через Дон...»
— Не понимаю, это, по-видимому, глупости, в городе относительно спокойно, — повторила Мария Николаевна
— Нет, это, по-видимому, не глупости, — сказала Женя — Веры нет? Действительно, странно?
— Может быть, началась спешная эвакуация госпиталей? — спросила Александра Владимировна и тут же вспомнила: — Да, ведь у Веры сегодня дежурство.
Александра Владимировна вышла в кухню, там не горел свет и потому не было маскировки. Она раскрыла окно и долго прислушивалась. Со стороны вокзала, погромыхивая, шли составы, в тёмном небе вспыхивали зарницы. Вернувшись в комнату, Александра Владимировна сказала:
— Стрельба ясно слышна, гораздо ясней, чем в прошлые ночи. Ох, Серёжа, Серёжа!
— Неразумная спешка, — сказала Маруся — Тем более, что послезавтра воскресенье, — добавила она таким тоном, словно по воскресеньям война отдыхала.