За правое дело (Книга 1)
Шрифт:
Андреев сказал:
— Твои рассуждения не поймёшь. То ли ты меня жалеешь, то ли хочешь, чтобы я дом стерёг.
Варвара Александровна жалобно проговорила:
— Я сама себя не пойму, растерялась я совсем,
Володя вошёл в кухню и сказал мечтательно:
— Может быть, сегодня налёт будет, уж очень много прожекторов. — Блестя весёлыми глазами, он спросил: — Дедушка, а кошка за Волгу поедет или с вами в Сталинграде останется?
Варвара Александровна даже поперхнулась от удовольствия и сказала тонко и певуче:
— Ну как же, ну как же, кошка хозяйство ему будет вести, вместе с ним в заводе
Андреев, рассердившись, сказал:
— А ну-ка молчи.
Варвара Александровна гневно крикнула длинной скуластой кошке, вскочившей на стол:
— Марш со стола, змея, я ещё здесь хозяйка! Андреев поглядел на стенные часы и, усмехаясь, сказал:
— А Мишка Поляков в ополчение записался, в миномётную роту, думаю и я записаться.
Варвара Александровна сняла с гвоздика брезентовую куртку мужа и попробовала пуговицы, крепко ли пришиты.
— Только тебе за Поляковым, тоже воин, песок с него сыплется!
— Нет, отчего, Мишка парень ещё крепкий.
— Ну, ясное дело — Гитлер сразу побежит, когда Мишку Полякова увидит...
Она принялась высмеивать Полякова, зная, что мужу неприятно, когда ругают его старого друга, с которым он вместе воевал еще в восемнадцатом году под Бекетовкой. Ее всегда раздражала непонятная ей дружба солидного, серьезного Павла, молчаливого, взвешивающего каждое слово, с балагуром Поляковым.
— И первая жена от него ушла ещё тридцать лет назад, когда он совсем молодой был. У него одно дело было: за девками гонять, — говорила она. — А вторая только потому держится, что дети и внуки при них... и плотник он никуда, одно звание плотник. А Марья его, подумать только, нахальства набралась, говорит: «Моему Мише доктор не велел табаку курить и водки пить, а он пьёт только через вашего Павла Андреевича. Я, говорит, уж знаю, если в выходной к вам пойдёт, обязательно домой пьяный приходит». Господи, я ей прямо в глаза засмеялась: «Ваш Михаил Иванович знаменитый на этот счёт, его не то что в Рынке, в Сарепте знают».
В эти тревожные дни Варвара Александровна иногда удивлялась, откуда у неё берётся смелость спорить с мужем, он бывал дома очень сердит. Но теперь Павел Андреевич не сердился, а молчал. Он понимал, что вся руготня её идёт от беспокойства, от мыслей об отъезде, о расставании с мужем, домом.
В семье он бывал крут, нетерпим, а чужим людям умел прощать слабости. Какое-то равнодушие было у него к дому: купит она новую вещь — хорошо, разобьётся какой-нибудь дорогой предмет — ничего, словно не его это касается. Как-то давно попросила Варвара Александровна принести с завода несколько медных шурупов.
— Ты что, обалдела? — грубо сказал Павел Андреевич. И в тот же день она вдруг заметила, что из комода исчезли суконные лоскуты, которые она хранила для починки зимнего пальто. Когда она сказала о пропаже мужу, он объяснил:
— Это я взял, компрессор обтирать — И пояснил: — Беда с ветошью, нечем масло обтирать, а компрессор новый, нежный.
Долгие годы она помнила об этом случае. Да и в последнее время — такой же он. Зайдёт соседка, скажет: «Ваш не приносил с завода муки? Мой два кило получил. У них в цеху давали». Варвара Александровна спросит:
— Почему же ты не взял, вот на прошлой неделе масло давали подсолнечное, тоже не принёс. А он отмахнётся:
— Думал
Ночью Варвара Александровна долго не спала, прислушивалась, потом встала с постели, бесшумно, босыми ногами ходила по комнатам, приподняв маскировку с окна, всматривалась в загадочное, светлое небо. Она подошла к спящему Володе и долго смотрела на его крутой смуглый лобик, полуоткрытые губы. Он был похож на деда: некрасивый, жестковолосый, коренастый. Она поправила на нём сползшие с живота на бёдра трусики, поцеловала его в тёплое худое плечико, перекрестила, снова легла.
Много передумала она за эти бессонные ночные часы.
Сколько лет она прожила с Павлом Андреевичем... Да что там годы считать жизнь с ним прожила! Не поймёшь, хорошо ли, плохо Варвара Александровна ни одному, самому близкому человеку никогда не говорила об этом, но в первые годы замужества она была несчастна. Не о том она мечтала девушкой... Подруги говорили: «Ты и за офицера пойдёшь, капитаншей будешь». И она мечтала жить в Саратове или Самаре, ездить в театр на извозчике, ходить с мужем на танцы в Благородное собрание. А вот взяла да и вышла за Андреева — он говорил, что в Волге утопится, если она не пойдёт за него. Она всё смеялась и вдруг сказала ему:
— Я согласна, пойду за тебя, Павел. Сказала слово — и вот вся жизнь. Человек он хороший, но характер у него тяжёлый, странный. Такие молчаливые домоседы обычно бывают людьми хозяйственными, любят дома вникать во все мелочи, копят деньги, вещи. А он не такой.
Как-то он ей сказал:
— Вот бы, Варя, сесть в лодку и поехать до Каспия, а там ещё и ещё, в далёкие края. Так я ничего уж до смерти не увижу.
А её всегда жгло честолюбие, ей всегда хотелось гордиться перед людьми. И ей было чем гордиться. Ни у кого из соседей не было такой красивой обстановки, такой беседки в саду, таких фруктовых деревьев, таких цветов на окнах.
Она знала, каков её Андреев в работе, и готова была со всяким поспорить, что нет лучше и умней рабочего, чем он, на всех трёх заводах, нет ни в Донбассе, ни на Урале, ни в Москве.
Она гордилась его дружбой с Шапошниковыми и любила рассказывать соседкам, как хорошо и с каким уважением принимают они Андреева, и показывала письма с поздравлениями, которые Александра Владимировна присылает им на Новый год.
Как-то на Первое мая к ним приехал в гости директор и главный инженер. У ворот стояли две машины. Соседки, млея от любопытства, выглядывали из калиток, льнули к стёклам. У Варвары Александровны руки холодели от радости, гордость жгла её огнём. А Павел встретил гостей спокойно, словно не директор приехал, а старый плотник Поляков зашёл под выходной, после бани выпить стопочку белого.
Она была дочерью механика, прожила всю жизнь при большом заводе и знала, какое великое дело быть первым рабочим в огромном рабочем городе. О, теперь то она знала, что это почётней, чем владеть буфетом на пристани.
Так прожили они жизнь, но спроси её кто-нибудь, любила ли она его, любит ли, — Варвара Александровна пожала бы плечами: она давно уже не думала об этом.
Потом ей стал мерещиться Анатолий, она видела его детские глаза, слышала тихий голос. И так почти каждую ночь — вспоминалось прошлое, мучила тоска о сыне, потом приходили злые мысли о невестке.