За пределом (том 3)
Шрифт:
— Почему не построят другой?
— У нас нет сирот, — оскалился он. — Есть дети, которые не нужны родителям. Туда стекаются все. С одной стороны, детям так безопаснее, с другой, это злоебучая стая. И рядом этот блядский детдом, где всем похую на всё. На то, что он переполнен, на то, что там всем на всё насрать, вообще плевать.
— А как же те, кто там живёт?
— Ну, дети знают, что их могут мёртвыми сбросить в мусорный бак, потому не наглеют сильно. Это жесть, долбаный рассадник всего дерьма человечества. Не удивительно,
— И это единственный приют?
— Единственный из государственных. Есть при церкви Света один и ещё несколько других в Верхнем, но они переполнены, а этот самый крупный. Жопа, — подытожил он.
Я бы назвал это издержками цивилизации. Нижний город никому не нужен и получает столько, чтоб просто существовать. Не знаю причины, почему так, но всех, включая жителей этого места, всё устраивает. Особенно это устраивает картель.
Забавно ещё то, что пробиться сюда ни один клан не смог. С одной стороны, им не давали банды, которые по повадкам и жесткости не сильно уступали диким племенам. С другой стороны, не давал пройти картель, который сам был похож на клан.
Больше ничего вразумительного и полезного добиться мне от Джека не удалось. Но так, по крайней мере, я узнал о нём и решил, что как кандидат он был вполне неплохим. Про надёжность сказать сложно, да и рано, но думаю, что подойдёт. Возможно, первое предложение поступит именно к нему, потому что его самого зарплата не устраивала, так как приходилось работать сразу на двух работах.
Разобравшись с этим делом, я принялся заниматься другим, щекотливым, которое играло немалую роль. Пока я не мог сказать, где буду использовать это, но то, что оно мне пригодится — однозначно.
Потому через день после шахмат и забега по наркотикам с Джеком я позвонил Французу.
Француз не был в восторге от того, что попросил сделать Бурый, но и возразить ничего не мог, так как понимал, что единственный способ развеять все сомнения и подозрения — опровергнуть их. Он не считал это чем-то плохим, ведь это было не крысятничество, а меры предосторожности, способ понять, переметнулся ли Шрам на другую сторону или нет.
— Разговори его, — сказал Бурый. Он никогда не приказывал, но и ослушаться ты его не мог. — Я просто хочу знать, что он чистый.
— Ты думаешь, что кислый так просто скажет, что он варит кашу против тебя, даже если это каким-то чудом так? — вздохнул Француз. — Да ладно тебе, парня едва на ремни не порезали.
— Это лишь подстраховка. У тебя талант развязывать людям языки, Француз. А нам достаточно лишь намёка, что он как-то изменил мнение по отношению к нам.
— А потом что? По одному подозрению поджаришь его?
— Нет конечно. Но это будет поводом следить за ним пристальнее.
— Не думаю, что он продался тем, кто его пытал.
— Тебе не надо думать, просто разговори его. Он мог не продаться, а изменить
И у него бы были причины.
— Я понял, Бурый. Я поговорю с ним.
У Француза был талант развязывать языки обычным разговором. Каким-то образом он умудрялся подбирать нужные слова и задавать нужные вопросы, чтобы заставить человека раскрыться ему. Он даже сам не понимал, как ему это удаётся.
Вскоре раздался звонок и от самого Шрама, который предложил вместе выпить. Сказал, что устал сидеть один и ему бы не помешало общество, из которого он бы предпочёл конкретно его, Француза.
— Ну да, с Гребней не поговоришь, — рассмеялся в трубку Француз, — с ним особо не потолкуешь.
С какой-то стороны это даже было удобнее, что Шрам сам предложил поговорить. Начни напрашиваться Француз, и это могло бы выглядеть подозрительно, что он ни с того, ни с сего предлагает сходить и выпить. А тут забросил удочку тогда у двери, и вот Шрам уже сам предложил. И он его понимал — после такого, когда твоя жизни висела на волоске и тебя пытали, любому захочется выговориться или напиться.
Заодно он сможет выполнить поручение Бурого, хотя больше думал, что это по большей части паранойя. Если только сам Бурый что-то не скрывает. А тот точно что-то скрывал — он всегда что-то скрывал.
Француз сам заехал за ним, забрав избитого, сине-жёлтого из-за синяков парня с перевязанными пальцами. Выбрал какой-то паб, что был на территории картеля. Были пабы конкретно и для людей картеля, однако Француз поехал в обычный, где после рабочих дней собирались трудяги. Разговоры по душам лучше проводить вне глаз остальных членов банды, а то не дай бог ещё что произойдёт, оставив отпечаток на репутации.
— А я смотрю, ты живчик, — сказал Француз, когда они заняли столик в самом углу. — Хотя лицо всё равно будто краской залито.
Шрам по своему обычаю был тихим и спокойным. Очень спокойным, будто ничего не происходило. Эта черта сначала даже немного сбивала с толку — казалось, что этому парню вообще чужды эмоции и волнение, настолько он был спокоен.
— Ага, — кивнул тот. — Целой эпопеей было снять квартиру. На меня смотрели как на последнего бомжа, который вылез после крупной пьянки.
— Представляю, — улыбнулся Француз. — Но ты бы обратился к нам, мы бы подобрали тебе местечко, причём хорошее. — А потом, подумав, добавил. — Или мы могли бы тебя приютить. Ну, моя семья, у нас есть место.
— Да как-то и не подумал, если честно, — вздохнул Шрам, хотя лицо оставалось таким же беспристрастным.
Вскоре им принесли напитки, после чего Француз непринуждённо начал подталкивать Шрама к тому, что произошло в плену и что ему удалось узнать. Он сам не мог сказать, как у него так получалось разговорить людей. Просто говорил то, что было на душе, после чего те сами, словно зачарованные, всё выкладывали.