За пределом. Том 2
Шрифт:
И почему люди не могут быть людьми? Может быть потому что они никогда ими и не были?
В своё время я общался и с более агрессивными людьми типа него. Куда более опасными и непредсказуемыми. Я ненавидел такие разговоры, меня тошнило от такого общения, и я, естественно, всегда боялся, так как не знал, что случится в следующее мгновение. Боялся, что всё может выйти из-под контроля и мне будет больно.
Да, я боялся боли.
Но я знал, что будет, не ответь я достойно. Будет ещё хуже. Значительно хуже простой боли. Меня растопчут вместе с моей самооценкой и сделают таким
Поэтому мне надо было взять себя в руки и…
— А ты хочешь, чтоб я вогнал тебе ручку в ногу вот на столько, — я демонстративно сжал в руке ручку, показывая длину, на которую вгоню ему в ногу.
При этом на моём невозмутимом лице играла лёгкая улыбка, словно этот разговор меня забавлял, и я его не боялся ни капельки.
Я его боялся очень сильно. Боялся, что он меня ударит, и тут же налетят его дружки, что сидели рядом. Пусть виду и не показывали, но боковым зрением я их видел. Как видел, что Стелла искоса наблюдает за нами, при этом общаясь с подружками. Повалят и испинают. Я уже жалел, что вообще оказался в этой школе, и едва сдерживался, чтоб не задрожать. Те дни, когда я боролся со Стрелой, теперь казались очень давними и ненастоящими, так как в данный момент я откровенно опасался безоружного подростка. Потому что это было здесь и сейчас, а Стрела — там и тогда.
Но я продолжал совершенно спокойно смотреть ему в глаза, одаряя очень умиротворённой улыбкой и красноречиво сжимая в руке ручку. Знал бы он, сколько мне стоило усилий держать маску.
Может для него это была игра, а может он точно так же боялся, но просто виду не подавал.
Но после молчания на фоне повседневного гула класса он хмыкнул, сменив волчий оскал на улыбку. Отнюдь не доброжелательную, а скорее говорящую «окей, признаю, что у тебя есть яйца». Я таких улыбок уже успел насмотреться за своё время.
— И что потом, будешь писать моей кровью?
— Главное, чтоб не своей. Так тебе нужна домашняя работа? — осведомился я, словно ничего и не произошло.
— Да, а то старая сука всю плешь проест.
Пусть он и не сказал «пожалуйста», однако это было сказано уже совершенно другим голосом без каких-либо приказных ноток, будто я один из его парней на побегушках. А это и было самым главным для меня. Хотят домашку? Пусть, мне несложно, раз уж сделана, но пусть просто не трогают и не пытаются подмять меня под себя.
После этого ко мне обращалась едва ли не половина класса.
Забавно то, что ни от одного я «пожалуйста» так и не услышал, как и не услышал приказных ноток. Им гордость и авторитет мешали, видимо, сказать «пожалуйста», но интонацией и постановкой вопроса они давали понять, что это просьба. А я никогда не шёл на принцип, ведь главное, что сами это понимают.
Уже через неделю тот же самый парень, которого звали Ким, теперь сам наседал мне на уши, пользуясь тем, что я больше молчал, чем говорил. К нему иногда присоединялся парень с татуировками на шее, который вообще не замолкал. Его звали Брюс, если не ошибаюсь. Они точно
— Ну что, сделал эту муть? — кивнул Ким на тетради.
— Да, — подтолкнул я ему тетрадь. — Было просто.
— Ой, блять, не выёбывайся. Физика не может быть простой, — отмахнулся он, подтягивая к себе тетрадь. — Да и похер на неё, главное — бланк получить.
— Аттестат, — поправил я его.
— Да плевать, хоть бюллетень независимости.
— Декларацию независимости.
Он посмотрел на меня исподлобья и ничего не ответил.
— А ты где учился, Том? — спросил меня Брюс.
— В другой школе, — пожал я плечами, открывая учебник по физике, которая у нас была следующим уроком.
— Это понятно, — хохотнул он, хлопнув меня вроде как по-дружески по спине. Но вот не видел я в нём ничего дружеского. В отличие от того же Малу, этот был… совершенно невесёлым. Взгляд как у какого-то хладнокровного расчётливого подонка. — И всё же?
Я знал, что некоторые могут заинтересоваться моей историей, на что сразу придумал себе легенду. Без конкретики, всё примерно, если не будут спрашивать точнее. Заранее всё узнал в библиотеке, где был компьютер, вычитал, выучил, чтоб, если спросят, от зубов отскакивало, словно я уже не раз это говорил другим.
— Читу знаешь?
— Это…
Не знает… Боже, они даже основных городов Маньчжурии не знают.
— На западе Маньчжурии, практически на границе с Сибирией. Я оттуда.
— Это там такое большое озеро… вроде… — вставил свои пять копеек Ким, усиленно думая.
— Да, Байкал называется.
— Точно! Ещё есть пиво такое! — обрадовался он, словно почувствовал себя гением.
— Далеко тебя забросило, — заметил Брюс. — У тебя здесь предки?
— Нет, один, — покачал я головой.
— А работаешь где?
Очень хотелось спросить, какое его дело, однако тогда я бы точно напросился на конфликт, который мне был не нужен. К тому же, пока это был обычный разговор, а не допрос, и выглядел со стороны он точно так же. То есть у меня не было репутационных потерь, пока я отвечал на его вопросы. Но могли появиться, начнись между нами, как они говорят, срач.
— В забегаловке одной. Полы с посудой мою.
— Наверное, немного платят, — начал намекать Брюс. Я уже понимал, к чему он клонит, не дурак.
— Почему же, достаточно, чтоб жить.
— Или выживать, — фыркнул Ким. — Я тебе так скажу, нахер эту работу с её хозяевами. Ты сам себе хозяином должен быть, Томми. Пусть другие, — он кивнул на тех, кто считался в классе объектами травли, — полы намывают, а правильные пацаны должны наслаждаться жизнью. Тёлки, бухло, вечеринки.
Почему это прозвучало из его уст как детский лепет? Может потому что им он и являлся? Бухло, тёлки, вечеринки, правильные пацаны… Пацанчики, блин. Слышать от семнадцатилетнего парня такое было несколько забавно, как от ребёнка, который пытается казаться взрослым, матерясь на всю улицу. Я, конечно, и сам не взрослый, шестнадцать, как-никак, но даже мне это видно.