За пределом. Том 2
Шрифт:
— А откуда шрамы? — спросила Гильза.
— Упал с мотоцикла, — ответил я.
— А почему голос такой хриплый?
— Так вышло.
— А почему у тебя…
— Так, Пуля, угомони этот конвейер вопросов, — поморщился Бурый. — Короче, будешь у нас пока Мяшрой.
— Мяшрой? — не понял я.
— А такое слово есть? — тут же спросила Гильза.
Так, девушка из разряда: «задаю много тупых вопросов». Такой тип не отличается умом, но зато достанет тебя до белого каления.
— Мяшра? Ты чего, Бурый? — подал голос Панк. Он напоминал мне какого-то отшельника, который живёт в лесу
— Блять, ну нам надо же его как-то звать, верно?
— Ну не Мяшра же.
— Похоже на Шмару, — сухо заметил Гребня. — Тогда сразу Шлюха.
— Он же парень! — возмутилась Гильза.
— А парни не бывают шлюхами? — спросил Ряба.
— Это только женская прерогатива!
Её брат странно посмотрел на неё.
— Ты сейчас такую хуйню сказала, что даже представить не можешь, — вздохнул он.
— Но если только женщины шлюхи! — возмутилась она.
Она… просто тупа. Есть глупые люди, есть очень глупые люди — они обычно просто недогадливые, не умеющие анализировать и сопоставлять опыт и жизненную ситуацию. Эта же была тупой. В одно ухо крикнешь, из другого услышишь эхо. Может её обилие вопросов было попыткой хоть чем-то загрузить пустой мозг?
— Ты это только Миранде не скажи, — усмехнулся Бурый. — Ей будет обидно ведь.
В этом диком обсуждении не участвовали только Француз и Фиеста.
Так как это небольшое собрание происходило в небольшой штаб-квартире недалеко от складов, которые курировал Бурый, здесь было практически всё необходимое для жилья. Потому, пока все спорили, Француз готовил кушать, а Фиеста рассматривала… свои ногти. Она действительно немного странная.
Что касается Француза, то он действительно был похож на гражданина Франции со своими маленькими усиками и тонкими чертами лица. Кстати говоря, он повар, как я выяснил, и у него есть свой ресторанчик. Он даже предложил мне наведываться к нему, если будет свободное время.
— Пусть будет Шрам, — вздохнул Пуля, брат Гильзы. Неудивительно, что у них прозвища подходят друг другу, но надеюсь, не по принципу папа-мама. А то в этом городе я уже не удивлюсь ничему. — Он же весь в шрамах.
— И пустил на фарш семнадцать человек, усмехнулся в усы Ряба. — Мясник лучше отражает суть. Пусть врагов пугает.
Они спорили долго. Очень долго. Но чувствовалась какая-то дружеская атмосфера, даже несмотря на таких, как Панк, которые будто пересиливали себя, находясь в этом обществе. Сошлись на том, что пусть у меня будет всё же прозвище Шрам.
Спасибо, что не шлюха, что ли…
Но немного странно, что прозвище мне выбирали всем миром. Я даже не знаю, хорошо это или плохо.
Но это была не единственная странность, которая запала мне в голову за месяц, что я проработал у него. Вторая заключалась конкретно в Фиесте, которая в какие-то моменты вела себя неадекватно. Я буквально всегда чувствовал на себе её взгляд, который не выражал ничего. Даже когда она рассматривала свои ногти, всё равно следила за мной.
— Рад? — спросил Ряба, когда я курил на крыльце
— Чему? — не понял я, покосившись на него.
— Ну, ты же вон как сразу скакнул, — показал он рукой высоту. Ряба был даже ниже меня и Гильзы. Совсем коротыш, если уж быть откровенным.
— Ну… да… наверное…
— Не уверен, что рад?
— Думаю, что обычно за этим что-то следует. Например, больше всех работы.
И я подразумевал грязную работу, но уверен, что Ряба меня правильно понял.
— Да нет, — отмахнулся он. — Навряд ли. Здесь таким не занимаются, не грузят новеньких самой грязью, выделяя из других. Да и что тебе доверишь? Убить людей? Так это все могут. Ребёнка? Я не помню, чтоб возникала такая необходимость. А остальным занимается почти каждый.
— И чем же?
— Да всем. Запугивание, устранение, иногда следим, делаем налёты. Сам увидишь, вряд ли будет что-то новенькое для тебя, дружище, — хлопнул он меня по спине. — Или ты думаешь, тебя взяли, чтоб слить по ходу дела?
— Ничего не думаю, — махнул я головой.
— Да вижу, что думаешь, чего ссышь-то сказать? Конечно, тебя взяли не за красивые глаза. Мы все в курсе уже, что всё из-за Чеки и его сына. Потому тебя и взяли, что надо было сдёрнуть этого визгливого ублюдка с трона. Иначе никак. Но раз ты уже с нами, то… — он развёл руками. — Чего тут грустить?
— Да нет, почему грущу? — удивился я.
— Не парься, здесь все свои. Что болит, может всегда поговорить с любым. Даже просто со мной, — ткнул он себя в грудь.
Он вёл себя со мной как друг. Как товарищ, который может подставить спину и с которым можно поделиться о наболевшем. Прям хоть здесь раскрой душу.
Но заповедь Малу, которой он меня научил ещё в самом начале, говорила только одно — никому не верь, все предают. Да я и сам понимал, что в такой организации друзей нет, сегодня ты раскрываешь душу, а завтра тебя закапывают, потому что твой собеседник тебя сдал.
Такой бизнес держится не только на деньгах и страхе. Нет, они являются основными в этом деле, но, помимо этого, есть маленькие опоры, которые делают структуру крепче. К ним относится и стукачество. Здесь не может быть доверенных лиц, так как здесь все в опасности. Все понимают, что их друг может оказаться предателем или стукачом, или есть вероятность, что попытается кинуть и уйти в закат. Потому каждый пытается держать другого в зоне видимости, чтоб знать, что происходит, и в случае чего успеть срезать до того, как его срежут копы. Каждый друг друга контролирует, потому здесь такая дружеская атмосфера.
Поэтому если хочешь открыть душу кому-то, то открой её лучше стене напротив. Здесь же, раскрывая душу, ты открываешь все свои карты. А когда о тебе всё знают, в случае чего тебя всегда легче достать. И даже мелочь, что тебе не понравилась, зарплата или что-то ещё, может стать поводом свидания с морским дном.
Поэтому я лишь ответил:
— Буду иметь ввиду.
Но это был не конец разговора.
Уже позже я имел честь поговорить с Фиестой, которая активизировалась лишь рядом со мной.