За пригоршню баксов

Гриньков Владимир Васильевич

– Если хотите, я могу отработать, – подсказал Юшкин. – У меня ведь опыт. И связи кое-какие остались. Я могу под присмотром. То есть у вас будет полная информация. Каждая сделка под вашим контролем. Это ведь не я деньги замылил, поймите. Меня просто кинули. Обычное ведь дело, если разобраться. Я бизнес честно вел. А они мне деньги не вернули. Это как? Это нормально? Теперь они чистые, а я в долгах как в шелках. А вы деньги не у них требуете, а у меня. Где логика?

– Ты пей, – сказал парень.

– Я пью.

– Пей! – повысил

голос парень.

Юшкин выпил водку, закашлялся. Парень смотрел на него с брезгливостью человека, вдруг увидевшего на обеденном столе таракана.

– Да, – признал Юшкин, откашлявшись, – я от вас бегал. Но не потому, что деньги не хотел возвращать. Просто боялся, что убьете. А вообще я за справедливость. Должен – плати. Я буду платить. Дайте только возможность.

– Дадим, – посулил парень.

И его демонстративно безразличное отношение к словам собеседника повергло Юшкина в такой ужас, что он, совершенно пьяный и потому не способный себя контролировать, взвыл:

– Да что ж вы делаете? Зачем вы делаете? Зачем?

Он рвал на груди рубаху и казался невменяемым – еще немного, и бросится на своего собеседника. Но парень не дал Юшкину разойтись окончательно. Поднялся из-за стола, сбил с ног и пару раз его, лежащего, ударил. Юшкин затих. Парень доволок его до кровати и пристегнул наручниками.

– Чем меньше будешь кричать, тем дольше проживешь, – вывел он нехитрую формулу дальнейшего юшкинского существования.

На этом, наверное, их сегодняшняя беседа и закончилась бы, но парень неожиданно спросил:

– Значит, свой долг ты признаешь?

– Ясное дело! – с готовностью отозвался Юшкин, которому очень хотелось жить.

– И что – большие деньги?

– Сами знаете! – огрызнулся Юшкин.

– Сколько?

Проверял он Юшкина, что ли?

– Двести двадцать. Это если без процентов. Ну и проценты еще набежали. Я ж не отказываюсь. Я верну. Свой долг я целиком признаю.

– Двести двадцать – чего?

– Тыщ, – сказал Юшкин. – Баксов. Так ты не в курсе?

Он обнаружил, что все не так скверно, как представлялось ему еще каких-нибудь пять минут назад.

– Слушай, они же тебе не сказали ничего. Не доверяют. Ты сам человек подневольный. А меня мордуешь. Давай-давай, – сказал Юшкин, которому выпитая водка придавала дерзости. – То-то они тебя потом отблагодарят. Вся грязная работа – тебе, а денежки мои – им. Нам надо договариваться!

Он хотел встать с кровати, но наручники его не пускали.

– Давай договариваться! – с пьяным жаром предложил Юшкин. – Я знаю, где взять эти деньги!

Понизил голос, будто боялся, что их могут подслушать.

– И совсем недалеко! Сядем в электричку, махнем в Москву! Это я один не мог ничего сделать! А вдвоем… Да у тебя еще пистолет… мы придем и возьмем эти деньги!

– Заткнись! – посоветовал парень. – Пока я из тебя не сделал отбивную.

* * *

Костюков докладывал о результатах своей поездки.

–

Пасут твоего Марецкого, Толик, – сообщил он Китайгородцеву. – Двое на черной «Тойоте». Месяц назад объехали всю округу, интересовались Марецким и его предками. Сами они из Москвы. Ни разу никому толком не представились, только однажды назвались телевизионщиками.

– В чем их интерес?

– Не знаю, Толик, – честно признался Костюков. – Вот никто – ты понимаешь? – никто не смог вспомнить ни одного конкретного вопроса. Все как-то в общем, но непременно – с выходом на Марецкого. Вроде как спрашивали про Тишковых, а подразумевали твоего композитора.

– Версии? – подал голос до сих пор молчавший Хамза.

И воцарилась пауза. Версий не было. Не от чего отталкиваться.

– Готовят Марецкому бяку? – неуверенно высказал предположение Костюков.

– Тогда зачем им по сельским кладбищам шастать? – пожал плечами Хамза.

Хорошего начальника всегда отличает способность поставить перед подчиненными вопрос так, что ответ подразумевается сам собой.

– Они хотят перебросить мостик в прошлое, – сказал Китайгородцев. – То есть Марецкий интересует их не сам по себе, а как наследник рода Тишковых.

«Наследник» – это было хорошее слово. От него уже можно было отталкиваться.

– Вот! – удовлетворенно сказал Хамза. – Наследственные дела! Очень даже возможно. Обратите внимание: до недавних пор Марецкий и знать не знал, что он – потомок графского рода. И никто ни Марецким, ни его предками не интересовался. Но вот тайна его благородного происхождения раскрыта. Он нанимает себе телохранителя. С чем это связано? А с тем, что Марецкий – наследник. Может, ему там что-то причитается. Сам он ничего не говорит. Но направление, я думаю, мы выбрали верное. Давай, Китайгородцев, свои предложения. Все-таки это твой подопечный.

– Надо без особого шума, не ставя пока Марецкого в известность, по его родне пройтись. Выслушать их рассказы друг о друге, о застарелых обидах. У каждой семьи есть свой скелет в шкафу. Начать, пожалуй, стоит с самых дальних родственников…

– А почему бы не с его сестры?

– Она умерла, – сказал Китайгородцев.

– Как – умерла? – опешил Хамза. – Когда?

– Я не знаю. Марецкий мне сказал…

– Толик, я своими глазами читал объективку на Марецкого. Сестра его жива-здорова, живет в Москве, у нее еще свой магазин дорогой одежды на Кутузовском.

* * *

В принадлежащем Инне Марецкой магазине женское нижнее белье стоило тысячу двести долларов, простенькое, на взгляд Китайгородцева, платьице – четырнадцать тысяч, а кружевной платочек размером со школьную промокашку – сто семьдесят пять. Китайгородцев осмотрел платочек с сомнением, присущим людям, которым такие вещи не доведется покупать никогда.

– Вас ждут, – сказала ему девушка, вынырнувшая откуда-то из-за увешанных тысячедолларовыми тряпками стоек.