За пригоршню баксов

Гриньков Владимир Васильевич

Его собеседник на том конце провода, видимо, тотчас же выразил согласие, потому что Марецкий удовлетворенно кивнул.

– Песню я тебе отдам, – сказал Марецкий. – Деньги у тебя есть? Достаточно тысячи долларов… А ты что – хотел за бесплатно в рай попасть? – Он нахмурился, досадуя. – За «просто так» всю жизнь будешь в своем кабаке петь. Ты из дерьма собираешься выбираться? Хоть какие-то телодвижения сделаешь? Лариса Долина тоже с ресторана начинала. И не пропала. Она девочка умная – сама захотела, сама все и сделала. Потому что хотела! В общем, я тебе час даю. Встречаемся

в твоем ресторане, ты уже деньги держишь в зубах, и мы с тобой обсуждаем наши дальнейшие действия. Считай, что судьба тебе предоставила шанс. Не используешь его – будешь жалеть всю оставшуюся жизнь.

Бросил трубку на рычаг, сказал Китайгородцеву:

– Едем!

Как оказалось, их путь лежал в тот самый ресторан, где Марецкий сначала хотел застрелить когда-то обидевшего его охранника, а чуть позже пел там вместе со своими друзьями. И Диму, с которым Марецкий разговаривал по телефону, Китайгородцев узнал, едва только увидел. Этот парнишка, ресторанный певец, тогда смотрел на Марецкого как на небожителя.

Дима страшно волновался и выглядел торжественно-взвинченным.

– Деньги достал? – спросил у него Марецкий.

– Вот!

Десять стодолларовых купюр. Новеньких и хрустящих. Марецкий спрятал их в карман небрежным жестом, как обычно ссыпают в карман обременительную мелочь.

– Вот тебе ноты, – сказал Марецкий Диме. – Посмотри, прикинь. К концу недели это надо спеть. Споешь хорошо – начнем писать в студии. Споешь плохо… Будешь тренироваться.

Он ободряюще засмеялся.

– Я тебе позвоню. – Марецкий похлопал парня по плечу.

Получилось покровительственно. Дима преданно смотрел на своего благодетеля. Кажется, он верил в то, что за тысячу долларов только что прикупил пропуск в светлое будущее. Китайгородцев почему-то сомневался. Ему показалось, что сейчас в его присутствии был продемонстрирован четыреста первый способ относительно честного отъема денег. Но свои сомнения он дипломатично оставил при себе.

Покинув облагодетельствованного Диму, они вернулись к машине. Марецкий достал из кармана деньги и протянул их Маше.

– Держи, – сказал он. – Возвращать совсем не обязательно. Считай, что я тебе их просто подарил.

– Я не возьму.

– Почему? – искренне удивился Марецкий.

– Я никогда ни от кого не принимаю помощь. Деньги я только зарабатываю своим трудом.

– Тьфу ты! – осерчал не ожидавший такого оборота Марецкий. – Ну что за девчонка!

* * *

– Мы навели справки, – сказал Китайгородцев Марецкому. – По уголовному делу по факту нападения на салон парикмахерских услуг. Подтвердилось, что лично к вам это не имеет никакого отношения. Это их внутренние дела. Там двое соучредителей рассорились. Один другого кинул. Обиженный решил отомстить. А мы с вами случайно оказались в эпицентре скандала.

– Налетчиков-то взяли?

– Нет, они успели исчезнуть до приезда милиции.

– Вот мне интересно, – сказал Марецкий. – Ты ведь их держал под дулом пистолета. И если бы дождался приезда милиции…

– Это исключено. Прежде всего я обязан эвакуировать вас из опасной зоны. Это

моя задача. У милиции своя работа, у меня – своя.

– И что? Тебе наплевать на то, что после твоего ухода те ребята могли продолжить свои бесчинства?

– Пускай с ними разбирается милиция! – упрямо повторил Китайгородцев.

– Цинично, конечно, – признал Марецкий. – Но как к профессионалу к тебе претензий нет. Знаешь, я стал уважать тебя после того случая.

– А прежде? – усмехнулся Китайгородцев.

– Не могу сказать, что ты был мне несимпатичен. Но твое присутствие рядом сковывало и ограничивало мою свободу.

– Потому что вы не сами принимали решение нанять телохранителя?

Это было так неожиданно, что у Марецкого вытянулось лицо. Он молчал так долго, что казалось – онемел навсегда.

– Что еще тебе известно о моей жизни? – спросил он после долгой паузы.

– Я встречался с вашей сестрой, – признался Китайгородцев. – И после той встречи возникла необходимость разговора с вами. Сейчас в нашем охранном агентстве разрабатываются мероприятия по усилению вашей защиты.

Марецкий сделал протестующее движение рукой, как будто хотел остановить собеседника, но Китайгородцев твердо сказал:

– Игорь Александрович! На эти меры придется пойти. Степень опасности лично вы недооцениваете.

– Что тебе наговорила эта истеричка?

Так, все-таки у них действительно неважнецкие отношения. Не любит Марецкий свою сестру. Следовательно, все, что от нее исходит, будет принимать в штыки. Значит, нужно четко отделить информацию, полученную от Инны Марецкой, от комплекса мер, прорабатываемых в «Барбакане». Мухи отдельно, а пирожки отдельно. Начнем, пожалуй, с мух.

– Инна Александровна сообщила о своих сомнениях. Я говорю о генеалогическим древе, о той схеме, которую вы мне показывали.

Марецкий стремительно темнел лицом.

– Есть, по крайней мере, один настораживающий факт, – сказал Китайгородцев. – Смерть человека, составлявшего эту схему.

Марецкому это, казалось, было неинтересно. Так бывает, когда у человека есть собственная версия происходящих событий.

– Ты знаешь, почему сестра интригует против меня? – сказал Марецкий. – Знаешь, чем ей эта схема не нравится?

Ткнул в бумагу пальцем.

– По ней получается, что граф – это я. Наследник рода Тишковых по отцу. А она – никто. У нас общая мать, но Инна не имеет права на графский титул.

– А для нее это важно?

– Это просто каприз. Понимаешь? Такой вид зависти. Инна – очень властная. Она деловая женщина. Такая русская бизнес-вумен. Кстати, знаешь, чем наши деловые женщины превосходят западных? Да, у наших знаний зачастую не хватает, с этикетом проблемы и с культурой, но зато есть хватка, наглость и выносливость. И вот ее, которая и Крым, и Рим уже прошла, вдруг ставят перед фактом: а братец-то ваш, извиняемся, знатного графского рода. Как? Почему? По какому такому праву? Я тут убиваюсь на своей работе, магазин содержу, все своим горбом, а он, видишь ли, музыкант, на роялях польку-бабочку изображает – и ему, получается, графский титул, а мне ничего?