За рекой, в тени деревьев
Шрифт:
Он подошел с сердечной улыбкой, хотя и с видом заговорщика — ведь у них было немало общих тайн, — и протянул свою руку, большую, сильную руку с длинными пальцами, холеную, как и подобало человеку в такой должности, а полковник протянул ему свою, дважды простреленную и чуть-чуть скрюченную. Так встретились два старожила Венето, двое мужчин, два брата из рода человеческого — единственного клуба, в который тот и другой платили взносы, братья в своей любви к этой древней стране, издавна бывшей яблоком раздора, но победоносной
Короткое рукопожатие, только чтобы ощутить близость и радость встречи; потом метрдотель сказал:
— Здравствуйте, полковник.
— Здравствуйте, Gran Maestro, 16— сказал полковник.
Полковник пригласил Gran Maestro выпить с ним рюмочку за компанию; метрдотель ответил, что он на работе. Пить на работе не полагается, да и запрещено.
— Ну их к разэтакой матери с их запрещениями, — сказал полковник.
— Само собой, — сказал Gran Maestro, — но обязанности свои надо выполнять, правила у нас разумные, их надо выполнять, особенно мне, раз я должен подавать пример.
— Но вы же все-таки Gran Maestro! — сказал полковник.
— Ну что ж, дайте мне рюмочку «Carpano punto e mezzo» 17, — сказал Gran Maestro бармену, который все еще не был принят в Орден по какой-то пустяковой, неясной и скрытой причине. — Я выпью за Ordine 18.
Так, нарушая порядки и правила поведения старшего по званию, который должен служить примером, Gran Maestro и полковник опрокинули по рюмке. Они не торопились, и Gran Maestro был спокоен. Опрокинули по рюмке, и все тут.
— А теперь давайте обсудим дела Ордена, — сказал полковник. — Как, сессия у нас секретная?
— Да, — сказал Gran Maestro. — Я объявляю ее секретной.
— Давайте, — сказал полковник.
Орден, чистейший плод их фантазии, был основан во время бесед Gran Maestro с полковником. Он назывался El Orden Militar, Noble у Espirituoso de los Caballeros de Brusadelli. 19И полковник, и метрдотель говорили по-испански, а поскольку, если вы хотите основать Орден, этот язык самый подходящий, они им и воспользовались, присвоив своему Ордену имя известного миланского спекулянта-миллиардера, уклонявшегося от уплаты налогов; на бракоразводном процессе, во время спора из-за раздела имущества, он публично обвинил молодую жену в том, что своим необычайно страстным темпераментом она довела его до умственного расстройства.
— Gran Maestro, что слышно о нашем патроне, благословенно имя его? — спросил полковник.
— Ничего. Он что-то в последнее время притих.
— Должно быть, думает.
— Должно быть.
— Видно, придумывает новые и еще более выдающиеся подлости.
— Вероятно. Он мне ничего не сообщал.
— Но на него можно положиться.
— До последнего вздоха. Потом пусть черти жарят его в аду, а мы будем благословлять его память.
— Джорджо, — сказал полковник, — принеси Gran Maestro еще рюмку карпано.
— Если это приказ, — сказал Gran Maestro, — мне остается только повиноваться. Они чокнулись.
— Джексон! — крикнул полковник. — В этом городе вы гость. Харчи бесплатные, только счет подпишите. Будьте завтра в одиннадцать ноль-ноль в холле, а до тех пор чтоб глаза мои вас не видели, но смотрите, как бы с вами чего не стряслось. Деньги у вас есть?
— Да, господин полковник, — сказал Джексон и подумал: старый хрыч и вправду рехнулся. Чем орать во все горло, мог бы меня подозвать вежливо.
— Убирайтесь с глаз долой, — повторил полковник.
Джексон стоял перед ним, вытянувшись в струнку.
— Вы мне надоели, вы все хлопочете и не умеете жить в свое удовольствие! Господи боже мой, поживите вы хоть день в свое удовольствие.
— Слушаюсь, господин полковник.
— Вы поняли, что я сказал?
— Да, господин полковник.
— Повторите.
— Рональду Джексону, личный номер сто тысяч шестьсот семьдесят восемь, явиться в холл гостиницы «Гритти» в одиннадцать ноль-ноль, завтра, числа не помню, а до тех пор не показываться полковнику на глаза и жить, как вздумается, в свое удовольствие.
— Простите, Джексон, — сказал полковник. — Я просто дерьмо.
— Разрешите возразить, господин полковник? — сказал Джексон.
— Спасибо, Джексон, — сказал полковник. — Может, я и не дерьмо. Хорошо, если вы правы. А теперь сматывайтесь. Комнату вам уже дали или должны дать, и харчи вам тут обеспечены. Постарайтесь пожить в свое удовольствие.
— Слушаюсь, господин полковник, — сказал Джексон.
Когда он ушел, Gran Maestro спросил:
— Что он за парень? Из породы мрачных американцев?
— Да, — сказал полковник. — Господи, сколько их у нас развелось.
Мрачные, добродетельные, раскормленные и недоразвитые. В том, что они недоразвиты, есть и моя вина. Но у нас попадаются и хорошие ребята.
— Вы думаете, они держались бы на Граппе, на Пасубио и на Пьяве, как мы?
— Хорошие ребята держались бы. Может, даже и лучше нас. Но, знаете, у нас в армии не ставят к стенке даже за самострел.
— Господи! — сказал Gran Maestro.
И он, и полковник, — оба знавали людей, которые ни за что не хотели умирать, забывая о том, что тот, кто умрет в четверг, уже не должен умирать в пятницу; они помнили, как один солдат привязывал мешок с песком к ноге другого, чтобы не осталось пороховых ожогов, и стрелял в товарища с такой дистанции, с какой, по его расчетам, мог попасть в голень, не задев кости, а потом разика два палил в воздух, изображая перестрелку. Да, оба они это знали, и в память о войне, а также из настоящей, хорошей ненависти ко всем, кто на ней наживается, они и основали свой Орден.