За семью замками. Внутри
Шрифт:
— Простите, но у меня нет информации, что Тимофей Сергеевич…
— Ну так позвоните. Вон с того телефончика, — Константин начал раздражаться. Перебил, сказал довольно требовательно, не сомневаясь, что это его «телефончика» не будет расценено, как дружелюбное предложение. Надо просто делать. Брать, блять, и делать. Иначе к херам все будут уволены в этом чертовом офисе. — Возьмите и позвоните. У меня мало времени. Я не могу ждать.
Девушка снова засомневалась. Снова посмотрела на коллегу, но приняла правильное решение — потянулась за телефоном, набрала…
— Алло, Тимофей Сергеевич, к вам…
Посмотрела на Константина уже куда менее тепло, будто даже со страхом немного…
— Гордеев. Константин Викторович. — Он сказал, она моргнула.
— К-константин Викторович Гордеев…
Повторила, явно жалея, что взяла пришедшего, сначала показавшегося просто импозантным, а сейчас каким-то слишком резким, мужчину, на себя…
Сглотнула, слушая что-то в трубке. Что именно, Константин представлял… Ругань сквозь зубы последними словами. Потому что Тимофей Сергеевич не умеет проигрывать. К его огромному сожалению не умеет.
А Константин… Любит топтаться по костям поверженных противников. Ведь зачем себе в этом отказывать?
Девушка выслушала, потихоньку краснея, еще несколько раз сглатывая, глядя уже не в лицо пришедшего, а чуть в сторону, стеклянным взглядом, заранее продумывая, как будет передавать ему все то, что выдал начальник…
— Я поняла вас, Тимофей Сергеевич. Да. Хорошо.
Положила трубку, смотрела несколько секунд на нее, потом на Константина, улыбнулась неловко, вздохнула…
— Тимофей Сергеевич просил извиниться и сказать, что… У него сегодня плотный график. А вы, к сожалению, не предупредили, поэтому… Можно на завтра вас записать…
Гордеев знал, что его взгляд не меняется-то особо. Но девушка под ним все равно затухает. И взглядом. И голосом. Чувствует, значит, опасность. Нутро его чувствует. Умненькая. Вряд ли теперь телефончик даст. Да и ему-то не то, чтобы особенно хотелось.
— Ясно.
Константин произнес, посмотрел на часы, висевшие над рецепцией, потом снова не девушку.
— Охрану вызывайте, а я пока пройдусь.
Улыбнулся, обошел стойку, пошел в сторону нужного кабинета, расположение которого прекрасно знал. Бывал здесь однажды. Тогда еще приходил поговорить по-хорошему. Предложить сотрудничество. Не так, как сейчас.
Понятия не имел, сделала ли офис-менеджер, как он предложил. Но следом не понеслась.
Он спокойно достиг кабинета ее начальника. Улыбнулся еще одной девочке — уже не всеобщему, а личному ассистенту, вероятно.
Но к этой даже не подходил. Сразу к директорской двери.
Зная, что это слишком нагло. Настолько, что сходу даже не разберешься, что с ним — таким наглым — делать-то.
И хоть бы кто спросил у него самого… Хоть бы кто поинтересовался… Константин обязательно поделился советом: ничего. Смиряться. Принимать. Исполнять. И радоваться, что он уходит, получив свое.
Тимофею Сергеевичу, к примеру, сделать нужно было именно так, а не выпендриваться…
Константин вошел в кабинет без стука.
Сергеевич сидела за столом, бордовый и нахмуренный.
Судя по всему, злился из-за его прихода. Но не ожидал увидеть в своем кабинете.
Думал же, что не посмеет… Что его «плотный график» Костю остановит. А нихера.
— Ты что себе позволяешь? — Сергеевич поднялся, становясь не бордовым уже — фиолетовым. Смотрел своими темными глазами из-под насупленных бровей… Усами шевелил…
Старая школа. Та самая, которая считает, что девяностые пережили — все видели. Сопляков не боится. Всерьез не воспринимает. Зря только. Ой, как зря. Сопляки-то… Они тоже много пережили. Некоторые.
— Я так понимаю, вы солитер раскладываете, да? Этим очень заняты. Не удивительно, что бизнес свой просрали…
— Ты в своем уме? Вон пошел…
Сергеевич указал на дверь одной рукой, другой потянулся к галстуку, чуть ослабляя… Это и правильно. Только лося с кризом Константину и не хватало. Спасать не стал бы. Но поговорить это помешало бы. Сказать точнее.
— У вас есть два дня, Сергеевич. Чтобы упаковать глобусы и книги. Пролить немного слезок и свалить из моего кабинета.
— Какого хера он твой, щенок? — лось продолжал заводиться. Костя скривился. Посмотрел на часы… Он заехал минут на десять. Пять уже прошло. Отлично. Можно даже быстрее успеть, чем хотел…
— Такого хера, Сергеевич, что так сегодня Вышка постановила. Ты зря сопротивлялся. Надо было по-хорошему. Я же предлагал…
Каждый раз, когда Костя повторял эту свою бессменную формулировку: «надо было по-хорошему. Я же предлагал…», чувствовал себя немного странно… Люди же должны с сожалением это произносить. А он… Будто с удовольствием даже. Потому что люди — тупые. Недальновидные. Самоуверенные. Переоценивают свои силы. Верят, блять, что правда на их стороне и это что-то значит…
А на самом деле…
— Вон пошел отсюда, даже слушать не хочу… Ты не увидишь мой бизнес… Я его разорю скорее, чем тебе позволю…
— Вас уже не спрашивают. Хотите, чтобы было стыдно, будет. С ментами приду. Выведем вас. А так — есть два дня. Собирайтесь, Сергеевич. Вы проиграли.
Тимофей несколько секунд смотрел на Костю, хватая ртом воздух, потом же повел себя… Как самый настоящий лось.
Понесся на противника с нечленораздельным криком. Вероятно, собирался бить.
Вероятно, удивился, когда оказался развернут спиной, с заломленной рукой и перекрывающим воздух локтем на горле.
Константин не любил драться. Это пошло. Но что поделать, если в мире полно вот таких экспрессивных придурков?
Сергеевич пытался выкрутиться, пыхтел, думал взять массой, но как-то… Не работало.
— Значит, чтобы завтра ноги здесь не было. Придет мой директор. Сядет. Будет работать. Понял меня, гондон старый?
Старый гондон понял не сразу. Попытался долбануть локтем, но и это не получилось. Порыпался еще. Посопел. Потом же…
Выдохнул.
Костя почувствовал этот момент. Он вообще тонко чувствовал момент, когда люди сдаются. Очень любил. Коллекционировал, получается…