За семью замками. Внутри
Шрифт:
Ему не только ведь на шрам похуй. Ему на все похуй. Забудет. Передумает. Использует, как рычаг давления. А ей… Ей же как-то дальше надо жить у разбитого корыта…
— Подумай. Я не тороплю. Скажешь — сделаем.
Вот только его слова предательски забирались надеждой под кожу… Быстро и глубоко. Достаточно, чтобы с языка тут же сорвалось:
— А ты правда… Ты правда можешь всё вот так организовать?
Наивное. Глупое. Детское. На которое Костя реагирует ухмылкой. Снова приближается — уже своим лицом к ее лицу. Приоткрывает губы, ждет, когда она приоткроет свои…
— Я
Говорит, прижимаясь. Давит на плечо, переворачивает, нависает сверху. Отрывается, смотрит…
Не только на лицо. На всю. Как-то внезапно жадно. Как-то сильно контрастно с тем любопытством, которым светился его взгляд совсем недавно…
— Почему меня так клинит на тебе, Замочек? — Костя спросил, в очередной раз поражая. Но Агата понятия не имела, что ответить. Крутила в голове просто, не зная, лучше запомнить навсегда или забыть побыстрее. — А? — вот только Костя, кажется ждал. Вернулся взглядом к глазам, смотрел требовательно… — Не знаешь? — несколько секунд у нее был шанс ответить что-то серьезное. Но они проходят… И момент упущен. Костя усмехнулся. Ей тоже захотелось. А еще срочно нужно было вспомнить, что они просто играют. Флиртуют. Рискуют. Пробуют в сексе. Гоняют на тачке. Плавают в бассейне. Спорят на минеты. У них всё несерьезно. У них всё на дурном пике.
— Потому что я пиздец красивая…
Агата произнесла, возвращая и себя, и его в тот день, когда все по-настоящему началось. В голове калейдоскопом так много всего… Губы обоих тянет в улыбку… Костя приближается. Их дыхания снова смешиваются, кожи встречаются…
— Наверное.
Утро наступило раньше, чем Агате хотелось бы. Она не спала и даже не пыталась. Костя вырубился, а она долго смотрела на него. Потом через его окно с незадернутыми шторами, как восходит солнце. Чувствуя, что мужская рука давит тяжестью на её живот, а сам он снова уткнулся куда-то в районе затылка.
И сколько ты себя ни убеждай, что романтическая херня — не для них, это все равно безумно трепетно.
И безумно же жалко, когда его телефон начинает трещать будильником. Костя просыпается, откатывается, ругается, что «снова, блять, вставать», трет лицо, хмурится, ерошит волосы, первым идет в душ. Потом одевается, пока Агата приводит в порядок себя.
Он не предлагает ей ни кофе, ни завтрак. Ждет, пока она прощается с Боем, который, кажется, просто рад, что хозяин не утоп. Они снова идут к машине.
Агата чувствует себя рядом с Костей не так уютно, как ночью, потому что он уже в костюме, а она, на контрасте, по-прежнему в джинсовых шортах, которые даже задницу не до конца прикрывают, майке, которая пусть специально, но все равно рваная…
Держась за ручку пассажирской двери, Агата позволила себе последнюю слабость — обернулась, чтобы запомнить дом. В который она вряд ли вернется. Тут без сомнений. Но который…
Определенно вышел из ее несуществующих мечт.
Она никогда не заработает на такой. Она никогда не найдет в себе смелости изменить свою жизнь так кардинально. Никогда не покинет свою норку.
Скорее всего, умрет именно так, как боится — тихо и для мира незаметно. Провоняет подъезд, в котором все жильцы тухнут в силу возраста, а она в силу жизненных обстоятельств.
Но зато у нее была эта ночь. И на ночь у нее было все. Дом. Бассейн. Пес. Костя.
— Резче, Агат.
Раздражительный с утра. Требовательный… Всегда.
Приказ которого заставил опомниться, нырнуть в машину, пристегнуться.
Смотреть перед собой, когда Костя выезжает, вжиматься в спинку, когда мчит сначала по трассе, потом по городу. Чувствовать, что сердце щемит, когда сбавляет скорость, чтобы зарулить в ее двор…
Они так толком ни словом и не обменялись за время поездки. Костя, вероятно, думал о делах. А Агата… Как выжить. Как выжить в посредственности, если увидела сказку.
Костя не выходил, не провожал.
Только притянул к себе, целуя напоследок. Сказал:
— Приеду через пару дней.
Получил в ответ кивок.
Дождался, когда Агата выйдет, тут же стартовал…
Не ждал, когда поднимется в квартиру. Дела…
Да и она ведь не нуждалась в подобном. Взрослая. Самостоятельная. Столько лет без него жила. Ну и что, что почему-то сейчас без него больше не хочется?
Агата вернулась в тишину своей квартиры… Оказавшись внутри — привычно защелкнула дверь на семь замков, поставила сумочку на комод, сняла конверсы…
Шла в спальню, чувствуя, что почему-то грудную клетку распирает…
Не так, как бывало иногда, словно от счастья. Иначе.
Тяжестью. Грузом. До боли.
Настолько ощутимо, что снова хочется вжаться всем телом в подушку, ведь плюшевой игрушки в её доме по-прежнему нет.
Настолько, что Агата заползает на кровать, делает, что хотела. Но не ограничивается грудью и коленями — вжимается еще и носом. Вдыхает. Чувствует, что пахнет Костей. Всё в её доме немного пахнет Костей. Всё в её мире им пропиталось. Или ей просто так кажется…
И это внезапно делает так больно, что она начинает рыдать. Впервые за много-много-много лет. В момент, когда ей вроде бы радоваться, а она…
Просто не может.
Ей слишком страшно, что всё это закончится. И слишком очевидно, что не закончиться не может.
От осознания, что это факт. И отчаянья, ведь нет смысла врать себе — она к этому больше не готова.
Глава 29
Костя лежал на кровати с удобным матрасом, глядя в окончательно надоевший потолок. Он продолжал откладывать переезд Агаты в более комфортное для него место. Почему-то продолжал. Хотя совсем замахался гонять сюда.
Сам себя не понимал толком, но не форсировал.
Так же, как не понимал, почему ему так важно было успеть показать ей свой дом прежде, чем в нем поселится посторонняя Полина. Первой показать. Он ведь раньше никого туда не возил. Ни разу. Не было желания. А с ней захотелось. Костя не сомневался, что она впишется. Не думал только, что сам же создаст себе этим проблему. Потому что слишком. Вписалась слишком. Так, что теперь нестерпимо хотелось ее туда. На постоянной основе. Для постоянного доступа. Из жадности. Какой-то лютой неконтролируемой жадности.