За синим горизонтом событий
Шрифт:
— Неплохими — мне это не кажется хорошим, Вильма!
— Может, даже лучше, чем «неплохие», но не торопите меня. И не волнуйтесь. Вы регулярно получаете бюллетени, можете в любое время связаться с моей программой или со мной, если пожелаете. Хотите, я скажу, какова вероятность успеха? Два к одному, что все пройдет хорошо. Сто к одному, что произойдет срыв, с которым мы сможем справиться. Теперь мне нужно пересадить половые органы некоей юной леди, которая хотела бы и после этого получать наслаждение.
— Я считаю, что должен вернуться, — сказал я.
— Зачем? Вы ничем не сможете помочь, Робин,
Бывают времена, когда я нахожусь в центре мира, когда знаю, что могу связаться с любой программой, которую написала для меня моя любимая добрая жена, узнать любой факт, понять любое головоломное объяснение, овладеть любым событием. Но иногда я как пень сижу перед компьютером, в голове полно горящих вопросов, а я ничего не могу узнать, потому что не знаю, что спросить.
Бывают времена, когда я полон самых невероятных знаний, жизненной энергии, забот, когда мгновения несутся, а дни заполнены событиями по самую завязку. Но случаются и другие времена, когда я медленно плыву в застойной воде в стороне от течения жизни, и мир стремительно скользит мимо. Мне нужно многое сделать. Но я не в состоянии сдвинуть себя с места. Примерно так я себя и ощущал.
Альберт был полон новостями с Неба хичи и Пищевой фабрики, а я позволил ему избавиться от них. Изображения на экране не вызвали у меня ни интереса, ни вопросов. Когда Альберт закончил излагать свои соображения об устройстве фабрики и о сути Мертвецов, я его отключил. Все это было и важно, и очень занимательно, но почему-то совершенно не заинтересовало меня. Я дал распоряжение Харриет, чтобы обычными текущими делами занялась моя личная программа-двойник: сообщала всем, что если дело не очень срочное, звонили в другой раз. Сам же я лениво растянулся на лежанке. Я глядел на странные очертания Бразилиа на фоне ясного голубого неба и желал, чтобы это была кушетка с Пищевой фабрики, виртуально связанная с той, кого я люблю.
Вот только хорошо бы это было? Быть способным дотянуться до кого-то далекого, как Вэн дотянулся до всего человечества, чувствовать то же, что другой человек, дать ему ощутить, что испытываешь ты. Замечательно для влюбленных!
Вдоволь намечтавшись, я вызвал Мортона и приказал ему подумать о возможности запатентовать и использовать кушетку.
Последовала не очень романтичная реакция на романтичную мысль. Трудность заключалась в том, что я не был вполне уверен, с кем хочу быть связанным. Со своей дорогой женой, такой любимой и необходимой мне, или с кем-то, кто значительно дальше и до кого гораздо труднее добраться?
Я прожил долгий бразильский день, плавал в бассейне, позагорал, съел роскошный обед, выпил бутылку вина, потом вызвал Альберта и спросил у него о том, что действительно хотел узнать.
— Альберт, где сейчас Клара?
Он немного помолчал, сосредоточенно набивая табак в трубку и, нахмурившись, наконец ответил:
— Джель-Клара Мойнлин в черной дыре.
— Да? А что это значит?
— Это трудно объяснить, — виновато ответил Альберт. — То есть нелегко выразить в обычных терминах. И трудно, потому что я на самом деле не знаю. У меня не хватает данных.
— А ты постарайся, Альберт.
— Конечно, Робин. Если вы настаиваете, пожалуйста. Я сказал бы, что она находится в одной из секций того самого исследовательского корабля, который вынужден обретаться сразу за горизонтом событий сингулярности. Той, что вы достигли, то есть... — словно иллюзионист он небрежно взмахнул рукой, и перед ним появилась грифельная доска... — то есть на границе радиуса Шварцшильда.
Альберт встал, сунул трубку в карман своего мешковатого пиджака, взял кусок мела и написал: «2GМ деленное на С в квадрате».
— Дальше этой границы свет не проходит, Робин. Вам это может представиться стоячим волновым фронтом, в который упирается свет. За него в черную дыру заглянуть невозможно. И из-за него ничего не может вырваться. Символы «G» и «М» означают, конечно же, гравитацию и массу, а такому опытному старателю, как вы, мне не нужно объяснять, что такое С в квадрате. Из тех данных, что вы привезли с собой из экспедиции, выходит, что данная конкретная черная дыра достигает шестидесяти километров в диаметре, что означает массу, примерно в десять раз превышающую массу Солнца. Может, я говорю больше, чем вы желаете знать, Робин?
— Немного, Альберт, — ответил я, ежась на лежанке. Я сам не знал, что хочу услышать.
— Может, вы хотите выяснить, мертва ли она? — спросил он и сам же ответил: — Нет. Не думаю. Там, конечно, масса излучений и бог знает какие силы разрыва. Но для ее гибели прошло слишком мало времени. Все зависит от ее угловой скорости. Возможно, Джель-Клара Мойнлин еще даже не осознала, что вы исчезли. Замедление времени, понимаете? Это следствие...
— Я понимаю, что такое замедление времени, — прервал я Альберта. И, честно говоря, на самом деле понимал, у меня было такое ощущение, будто я сам живу в замедлившемся времени. — Мы можем что-нибудь узнать о ней?
— У черной дыры не бывает волос, — серьезно процитировал он шутку старателей. — Мы называем это законом Картера—Вернера—Робинсона—Хокинга. Из него следует, что единственная доступная информация о черной дыре — это ее масса, заряд и угловой момент. Больше ничего.
— Если только ты не внутри нее, как она.
— Да, Робби, — согласился Альберт, усаживаясь и снова берясь за трубку. Потом последовала долгая пауза, во время которой я слышал лишь знакомое: «Пуф, пуф, пуф». Наконец Альберт решился: — Робин?
— Да, Альберт?
Он выглядел смущенным, насколько может смущаться голографическая конструкция.
— Я был не совсем откровенен с вами, — проговорил он. — Иногда из черной дыры может поступать информация. Но это приводит нас к квантовой механике. И ничего хорошего вам не сулит. Она бесполезна для ваших целей.
Мне не хотелось, чтобы компьютерная программа рассуждала о моих «целях». Особенно когда я сам в них не уверен.
— Расскажи мне об этом! — приказал я Альберту.
— Ну... мы на самом деле знаем об этом очень немного. Это связано с первым законом Стивена Хокинга. Он указывает, что черная дыра в некотором смысле имеет «температуру», что является особым типом излучения. Некоторые частицы данного излучения способны вырваться за пределы черной дыры. Но не от таких черных дырищ, которые интересуют вас, Робби.