За спичками. Воскресший из мертвых
Шрифт:
Антти исподлобья кинул взгляд на Кенонена. Тахво Кенонен предостерегающе крикнул:
— Не пяль глаза на меня! Не пяль глаза, слышишь!
Второй перевозчик сказал:
— А что оставалось делать, если костюм сидел на кем, как мешок… Дешевле обузить костюм, чем откормить худощавого мужчину.
— Но если Ихалайнен похудеет, то костюм ему будет в самый раз, — сказал третий перевозчик.
Четвертый перевозчик задумчиво произнес:
— Бедному выгодней быть худым. Тем более, что на худобу не приходится много тратить… А Ихалайнен — мужик богатый, ему не трудно будет потратиться и похудеть настолько, чтобы уместиться в своих штанах.
Антти стал кряхтеть. Тахво Кенонен, услышав его кряхтенье, поспешно сказал Хювяринену:
— Хювяринен! Гляди… Он уже кряхтит… Будь же хозяином в своем доме!
— А пусть кряхтит, мне-то что! — буркнул Хювяринен, не поднимая глаз от своей работы.
— Бывают же такие случаи! — со страхом прошептала Майя-Лийса.
Перевозчики продолжали обсуждать событие. Покуривая свои трубки, они принялись утешать плачущую Анну-Лийсу и ее мужа:
— Ихалайнену горевать не приходится, ведь он легко отделался от своей смерти… Отделался приправкой в колодце, в который мы вылили бочку смолы…
— Горевать не надо… И чего горевать, если в своей новой земной жизни опять можно жениться на своей вдове. И тем самым получить обратно свою старуху.
Ихалайнен тяжело дышал от охватившей его злобы. Кто-то из перевозчиков сказал в защиту Тахво Кенонена:
— Ведь он с пользой вел себя в твоем доме — подшил кружева к рубашке Анны-Лийсы…
— Подшил-таки кружева, — добавил кто-то.
Тут Антти окончательно пришел в ярость. Взглянув на Кенонена, он крикнул:
— Ах, тебя так… Как я махну сейчас тебя этой дранкой по морде, так от тебя даже следа не останется!
Растерявшись, Кенонен крикнул хозяину:
— Хювяринен… Хювяринен!.. Гляди лучше… В твоем доме готовится убийство!
Последнюю фразу Кенонен не успел полностью произнести. Антти, вцепившись в него, стал тузить его кулаком, крича:
— Костюм… Мой костюм отдай, или я сейчас тебе голову расколю!
— Караул!.. Помогите!.. Убивают!.. — вопил Кенонен.
Перевозчики невозмутимо наблюдали за этой сценой. Дети носились по комнате. Женщины ревели. Анна-Лийса, схватив Ихалайнена за край его пиджака, молила:
— Слушай… Ихалайнен… Не убивай этого паршивого червяка… Ихалайнен!
— Ох, и силен этот Ихалайнен в драке! — сказал один из перевозчиков.
— Адски силен! — воскликнул другой перевозчик.
Анна-Кайса, зачерпнув ковш воды, облила дерущихся. Перепутанная хозяйка, схватив перемазанную сажей кочергу, перекрестила обоих по спинам. И тогда драка закончилась.
Нет нужды описывать финал этой сцены. Следует только сказать, что дети и перевозчики сыграли здесь немалую роль.
В довершение всего Тахво Кенонен снял с себя суконный костюм Антти Ихалайнена и стоял теперь посредине комнаты в одних кальсонах и рубашке.
— Черт проклятый, — шипел Кенонен, — ведь в таком виде мне теперь не выйти из этого дома.
— А ты останься зятем в этом доме! — радостно посоветовали перевозчики, восторг которых не имел теперь границ.
— Нет, верно, к какому лешему мне теперь ползти в таком виде? — стонал Кенонен.
И тут в глазах Анны-Кайсы ярко сверкнул огонь надежды.
И сама хозяйка сжалилась вдруг, увидев несчастного и избитого портного. Только лишь мгновенье она задумалась над этим вопросом и сразу решила, что ее дочь не найдет себе лучшего мужа. И тогда она сказала дочери:
— Анна-Кайса, ты бы принесла Кенонену отцовские брюки и куртку.
Дочка тотчас повиновалась. Она принесла одежду и, подав ее портному, застенчиво сказала:
— Тахво, возьми брюки.
Кенонен надел широченные штаны Хювяринена и хвастливо сказал Ихалайнену:
— Видал! Вот что получил Тахво Кенонен от женщины совсем иного сорта, чем твоя законная курица. Видишь, какие отличные штаны, в них два Кенонена смогут уместиться.
В конце концов Тахво Кенонен, следуя совету перевозчиков, остался-таки в доме Хювяринена. Он вскоре женился на Анне-Кайсе. Их брак был счастливый. И их наследники и по сей день живут в Липери.
Антти Ихалайнен повернул обоз и пустился в обратный путь.
Анна-Лийса и Майя-Лийса гнали скот позади обоза.
Тяжко вздыхая, они взывали к богу, но чаще всего изливали свое настроение на животных.
Антти ехал в бричке впереди обоза. Он угрюмо молчал, хотя его раздирала злоба. Время от времени он, впрочем, сердито дергал вожжи и орал на лошадь:
— Ну ты, кляча такая!
Злоба кипела в нем и наконец, превратилась в ярость. Ихалайнен заорал вдруг во все горло:
— О-о-ох!
Лес загремел в ответ. И Майя-Лийса воскликнула:
— Ой, Боже милосердный!
Ихалайнен прямо подпрыгнул в бричке, когда проехал мимо сосны, предназначенной для досок его гроба. И тут Антти снова гаркнул изо всех сил:
— О-о-ох!
— Ведь он разорвет себе кишки таким ревом! — ахнула Майя-Лийса.
А перепуганная Анна-Лийса стала прутом хлестать коров:
— Одры несчастные! Не могли в своем хлеву остаться… Вот тебе, дрянь этакая, получи… Трехлетняя телка, а до сих пор не отелилась… Пошла вперед!
Наконец пришли домой. Первым делом Ихалайнен подошел к колодцу, зачерпнул воды, хлебнул и заорал:
— Ах ты, проклятущий черт Кенонен!
В сердцах Антти ударил ногой по пустой бочке, и она разлетелась в куски. Потом он взял топор и пошел в лес рубить дрова. Он рубил там все, что попадало ему под руку. И наконец, подойдя к своей заветной соске, стал и ее рубить. Он прямо с бешенством набросился на эту сосну, как будто она была самим Тахво Кеноненом. Он страшным голосом кричал на нее: