За спичками
Шрифт:
– Уж не случилось ли с ним чего? Может, он в канаву свалился.
Однако на пути не было канав. Об этом как раз вспомнила Анна-Лийса. На это Майя-Лийса резонно заметила:
– А кто его знает, может, он шел не по этой дороге, может, он пошел в обход через поле Ромппала и там как раз и упал в канаву.
Такое объяснение Анне-Лийсе показалось возможным, и она с этим согласилась:
– А верно, кто его знает. Может, он взял лодку у Сормула и переправился через озеро, потом пошел полем и там
Теперь обе уверились, что это именно так и произошло. А тут еще Майя-Лийса вспомнила:
– Ведь как раз лошадь Койвисто попала там в трясину и околела.
– Да… Она там попала в трясину! – с тревогой сказала Анна-Лийса. И тут она почувствовала крайнее раздражение против Ихалайнена. Мало того, что он не вернулся вовремя, так теперь в грязной канаве валяется.
Она сердито сказала:
– Ихалайнен всегда был ужасно неповоротливый. В каждую канаву он готов сунуться, чтоб там в грязи поваляться.
Тут Майя-Лийса в свою очередь стала бранить Ромппала:
– До сих пор этот Ромппала не может своих канав в порядок привести, чтоб люди в них не падали.
В общем, Анна-Лийса сильно беспокоилась. Она даже не стала жалеть Ихалайнена. Немного поговорили о коровах, но вскоре опять речь зашла о странном запоздании Ихалайнена. Анна-Лийса сказала:
– Никогда он не задерживался по двое суток на таком коротком пути.
– Да и негде ему там задержаться, – ответила жена кузнеца.
Тревога усилилась. Анна-Лийса сказала:
– Уж не сходить ли мне к Хювяринену, посмотреть – не там ли он? Да вот только не на кого дом оставить.
Она ждала, что Майя-Лийса вызовется остаться тут, но Майя-Лийса ждала, что ее попросят об этом.
Обе сидели, выжидая. Одна не осмелилась просить, так как не смогла угостить кофе, а другая не предложила своих услуг, так как подумала, что Анна-Лийса не хочет ее оставить у себя.
С раздражением Анна-Лийса подумала: «Не хочет покараулить мой дом».
Не менее раздраженная Майя-Лийса подумала: «Боится, что я тут что-нибудь у нее украду, если не хочет попросить меня остаться». Большую обиду почувствовала Майя-Лийса. Она сердито сказала:
– Например, госпожа Куусела всегда просит меня побыть у нее дома, когда сама уходит… Она не боится, что у нее вещи пропадут.
Этот намек Анна-Лийса не разгадала, наоборот, она подумала, что Майя-Лийса охотно согласилась бы покараулить дом госпожи Куусела, но только не ее дом. И тогда она тоже обиженным тоном заметила:
– Многие тянутся к богатым, а вот побыть в крестьянском доме – так нет, если даже и попросишь об этом.
Обе сидели надутые. Майя-Лийса выжидательно рылась в своем узелочке. Потом снова сказала обиженно:
– Охо-хо… Нас, бедных, всегда во всех грехах подозревают. Думают, что у бедного человека и души
Сев за прялку, Анна-Лийса капризно бормотала под жужжание катушки:
– Тянутся к богатым… Хотя бы те и не звали их караулить… А вот бедный дом обходят и презирают…
Теперь они всерьез рассердились друг на друга. И стали горько вздыхать. Наконец Майя-Лийса, совсем рассердившись, стала собираться в путь. Но поскольку Антти все еще не возвращался и тревога по этому случаю росла, Анна-Лийса невольно смягчилась и даже решила упросить Майю-Лийсу остаться. Тем не менее, она сказала прежним капризным тоном:
– Главное, не на чем кофе сварить… А без этого вряд ли кто согласится дом караулить.
Наконец ссора стала стихать. Анну-Лийсу устрашило, что близится уже вечер. Ее волнение от этого увеличилось, и она примиряющим тоном сказала жене кузнеца:
– Так, значит, льна у тебя получилось больше двадцати копен? Есть что у тебя трепать.
Мир начал восстанавливаться. Жена кузнеца, смягчившись, ответила:
– Земля была хорошая, иначе не выросло бы столько. А тут лен так и пер из земли, прямо страшно было глядеть.
– Наверно, твой муж хорошо унавозил землю, раз так сильно перло, – польстила ей Анна-Лийса. Продолжали беседовать о разных делах, пока не помирились окончательно. И тогда Анна-Лийса рискнула попросить:
– Ты бы осталась тут посторожить, а я тем временем сходила бы за Ихалайненом. Может, он действительно в канаву сунулся.
Майя-Лийса с радостью согласилась остаться и тотчас стала развертывать свой узелок. И тогда Анна-Лийса пошла.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В доме Хювяринена была суета. Ткали полотно для простынь и шили одеяло и приданое. Больше всех ликовали ребята. То и дело они подбегали к окну и нарочно кричали:
– Едет! Едет носатый Ватанен!
И тот, кто это крикнул, поскорей убегал куда-нибудь: забирался на печь или, как кошка, прятался под кровать, потому что Анна-Кайса нещадно драла за вихры. Тем не менее, это не устрашало ребят, и их всклокоченные головенки снова прильнули к окну. И кто-то из ребят крикнул:
– Ой, глядите! Тетка Ихалайнен идет!
У Анны-Кайсы не хватило терпения узнать, в чем дело, и она, сразу схватив двух малышей, стала драть их за волосы. Один из попавшихся в ее руки с ревом сказал:
– Ой-ой… Не рви волосы-то! Я же не сказал, что Ватанен. Я сказал, что тетка Ихалайнен идет.
И тут выяснилось, в чем дело.
Сама хозяйка торопливо сказала:
– Скорей спрячьте одеяло… Еще не было оглашения, и поэтому не следует об этом говорить… Наверно, она пришла за своим мужем… Эй, Хювяринен, ты ей соври что-нибудь! Скажи, что он пошел куда-нибудь…