За стенами собачьего музея

Кэрролл Джонатан

Наконец кабина зависла на уровне балкона, и пилот, улыбаясь из под солнцезащитных очков миллионнодол-ларовой улыбкой, радостно помахал нам рукой.

— Чему это он так радуется? Султан помахал в ответ.

— А он всегда радуется, когда случается какая-нибудь беда. Отойдите — сейчас он будет стрелять.

Я выглянул наружу и увидел, что парень действительно целится в нас из какого-то довольно странного на вид оружия. Наконец сквозь рокот винта до нас донеслось «бух», и в комнату через балконную дверь что-то влетело — великолепная толстая веревка. Его величество султан Сару тут же поймал конец и предложил нам с Фанни отправляться первыми. Спорить я не стал.

Когда мне было лет пятнадцать и голова моя, как и положено, была доверху

набита всяким дерьмом, отец как-то летом на несколько недель отправил меня в школу выживания для подростков, чтобы меня там хоть немного встряхнули. Мы взбирались на горы, тушили лесные пожары, однажды даже спасли провалившуюся в ледяную расщелину женщину. Короче говоря, это был очень полезный и интересный опыт, давший мне представление об очень многих вещах. Но лучше всего запомнилось, что ни в коем случае нельзя судить о человеке, если не видел, как он ведет себя в минуту опасности. В базовом лагере был один толстяк, который казался рубахой-парнем, но в тех случаях, когда нам приходилось болтаться на веревке у самой вершины обсидианового утеса или пробираться через горящий лес, этот тип мгновенно превращался в омерзительного, трусливого, эгоистичного и, самое главное, опасного сукина сына.

Я это к тому, насколько достойно в день землетрясения вел себя султан. Едва оказавшись на твердой земле, он отправил Халеда на вертолете оказывать посильную помощь спасателям. А потом, найдя пару подходящих туфель, повелитель полутора миллионов человек присоединился к добровольцам, разбирающим груды обломков, под которыми оказались люди. Мы, конечно, тоже делали, что могли, но он не просто бросился на помощь, он буквально ринулся помогать: стоило обнаружиться мало-мальскому лазу, как он первым устремлялся в него, пытаясь найти очередного заваленного обломками здания несчастного. Снова и снова я слышал его громкие вскрики и, поднимая голову, успевал заметить лишь яркие штаны лыжного костюма, исчезающие под очередной грудой дымящихся обломков так быстро, будто это был ворох сена.

Несколько часов спустя, когда наконец выдалась свободная минутка и мы уселись подкрепиться раздаваемыми сотрудниками Красного Креста бутербродами, я заметил, что его позаимствованная у кого-то обувь — пара белых парусиновых тапочек — почти насквозь пропиталась кровью. Я ткнул Фанни локтем и указал на них глазами. Она понимающе кивнула и тихо сочувственно прошептала:

— Все это время он проработал с израненными ногами. Этот человек — мой герой.

Лучше не скажешь.

Он заметил, что мы смотрим на его бедные ноги и, застенчиво улыбаясь, поднял одну, давая нам возможность рассмотреть ее получше.

— В следующий раз, во время землетрясения, я обязательно обуюсь.

— Мы как раз говорим о том, какое сильное впечатление вы сегодня произвели на нас, помогая спасателям.

Он пожал плечами и медленно развернул предложенную мной пластинку жвачки.

— Единственное, что нам под силу, так это постараться вернуть жизни хоть часть справедливости, которой она порой лишается. Правильно ли пытаться спасать человеческие жизни? Не знаю. Могу лишь определенно сказать: мы делаем это с добрыми намерениями. Я как-то читал о человеке, который утверждает: «У Бога слабеет память, и именно поэтому в наши дни происходит столько разных трагедий и всяких ужасов. Бог просто забывает о справедливости и доброте, которые сначала даровал миру. Так что именно Человеку предстоит попытаться вернуть все это». Он сунул было жвачку в рот, но тут же вытащил ее и, держа в руке, заметил: — Правда, лично я с этим не согласен. Дурацкая мысль. Но сама идея о возвращении в жизнь справедливости мне нравится. Наши жизни вообще похожи на кукол, поцарапанных и лишившихся части… — Он щелкнул пальцами, подыскивая нужное слово. — … части…

— Набивки?

— Да, верно, набивки. В самом начале этих кукол дал нам Бог, но если из них начала вываливаться часть набивки, то найти

подходящие материалы и набить их заново мы должны самостоятельно. Это «Джуси Фрут»? Ах! Обожаю «Джуси Фрут» — она такая сладкая!

— Но не мы же устраиваем землетрясения! Ладно, Аушвиц, это еще допустим, но какое отношение имеет Человек к тому, что случилось сегодня?

— Знаешь, Фанни, а вот это уже просто дурацкий разговор. Человек ответственен буквально за все. Как по-твоему, почему именно мы владеем планетой? Почему все живое склоняется перед нами? Нет ничего не являющегося делом наших рук — и Аушвиц, и землетрясения. И все хорошее тоже! Просто мы не желаем признать и принять тот факт, что мы ответственны за все.

Хотите, я расскажу вам забавную историю? Одна моя знакомая как-то зашла в закусочную, где иногда бываете и вы. Она взяла себе обед и поставила поднос с тарелками на столик, но тут вспомнила, что забыла про кофе. Тогда она взяла несколько монет и, оставив поднос на столике, пошла обратно к стойке. А когда вернулась, увидела: за ее столиком сидит толстенный негр и за обе щеки уписывает то, что она себе купила! Представляете, сидит и с наглой улыбкой уплетает ее салат!

Вне себя от злости, она садится напротив, придвигает поднос к себе и принимается за суп. Но этот негодяй не успокаивается. Все так же улыбаясь, он протягивает руку и берет у нее с подноса тарелку со вторым. Потом десерт! Она приходит в такую ярость, что ей срочно потребовалось в туалет.

Вернувшись из туалета, она, видит, что толстяка-негра, благодарение Богу, уже нет, но при этом нет и ее подноса, а заодно и сумочки! Ага, так значит, он еще и украл ее деньги. Она бросается к стойке и говорит кассирше: «Вы не видели, куда ушел этот толстяк-негр? Он съел мой обед и унес мою сумочку!» Кассирша говорит: «Сейчас вызовем полицию. За каким столиком вы сидели?» «Вон за тем!» — отвечает женщина. Она поворачивается и указывает на свой столик. Но то, что она видит, заставляет ее вскрикнуть: на столике, соседнем с тем, за которым они сидели с этим ужасным толстяком, стоит полный поднос, а на стуле лежит ее сумочка.

— Как это?

Умирая со смеху, Фанни повернулась ко мне:

— Просто сначала она села не за свой столик! Как раз это она ела обед негра, а не наоборот!

— А он при этом не сказал ей ни слова! Вел себя исключительно дружелюбно и улыбался все то время, пока она воровала его еду.

Эта женщина вела себя так же, как и все остальное человечество, Фанни. Оно всегда стремится переложить свою вину на других. Вот почему существует дьявол. Мы сами создали его потому, что нам так удобнее. А порой, когда под рукой не оказывается никого другого, мы возлагаем вину на Бога. Но на самом деле Бог похож на этого негра: он улыбается, когда мы едим его обед, но не мешает нам этого делать.

Как же Клэр Стенсфилд ухитряется есть? Глядя на нее, лежащую на больничной койке, трудно поверить, что этими своими разбитыми и распухшими губами она может удержать хоть соломинку.

Поскольку это моя история, позвольте мне еще один — последний — раз отклониться от темы и ввести в повествование это последнее важнейшее действующее лицо. Много времени это не займет — я просто расскажу, как мы с ней познакомились. За полгода до землетрясения.

Она была знакомой моего знакомого, который и дал мне ее телефон, заметив, что мы наверняка друг другу понравимся. Во время первого телефонного разговора она произвела на меня впечатление человека очень сильного и спокойного. У нее был высокий звонкий голос, лишь изредка в ее речи проскальзывала легкая шепелявость. Был воскресный полдень. Когда я спросил, что она делает, Клэр ответила: «Просто смотрю на дождь за окном». В дождливые дни она всегда снова чувствовала себя девчонкой.