За стенами Терры
Шрифт:
— Когда машина остановится, веди себя спокойно. Это полиция. Я все беру на себя. Но если увидишь, что я поднял два пальца, беги и прыгай вниз на склон горы. Хотя нет! Я передумал… Слушай, а давай поедем с ними? Они довезут нас до города или до его окраины. Там мы оглушим их небольшими разрядами излучателей и завладеем машиной. Как тебе мой план?
Однако машина промчалась мимо, даже не притормозив. Кикаха облегченно вздохнул:
— Наверное, мы выглядим не так подозрительно, как я ожидал.
Они пошли дальше и, пройдя полмили, услышали позади себя слабый рев.
Звук
— Мотоциклы, — сказал он. — Много мотоциклов!
Рев стал оглушительным. Они обернулись и увидели около двадцати больших мотоциклов, которые, выскочив из-за поворота, неслись по дороге подобно черному облаку. Кикаха застыл в изумлении. Он никогда не видел, чтобы мужчины и женщины одевались в такие наряды. Вид кое-кого из них пробуждал воспоминания, которые он старался забыть после объявления мира в 1945 году. Его рука поползла к рукоятке ножа, а быстрый взгляд оценил глубину кювета, через который можно было перепрыгнуть.
На троих мотоциклистах были серые, похожие на ведра, немецкие каски с черной свастикой. У других он увидел железные кресты и металлические свастики на длинных цепочках.
Почти все они носили темные очки, и это делало их похожими на насекомых. Впечатление усиливали бороды, баки, вислые усы мужчин и яркая густая косметика женщин. Одежда в основном состояла из черных кожаных штанов и курток, лишь несколько мужчин носили грязные тенниски, имевшие некогда белый цвет. Многие были обуты в высокие армейские ботинки. Одна женщина вырядилась в кепи и ярко-красный френч с желтыми галунами. Черные куртки и тенниски пестрели черепами и скрещенными костями, нарисованными наподобие фаллосов. Каждую куртку украшала надпись: «ХАМЫ ЛЮЦИФЕРА».
Кавалькада с ревом промчалась мимо. Некоторые водители газовали, поднимали мотоциклы на задние колеса и махали паре путников руками, другие виляли по дороге, едва не выскакивая на обочину, третьи проезжали, выпустив руль и сложив руки на груди. Кикаха с усмешкой оценил их мастерство. Ему вспомнились школьные годы в Терра-Хоте, когда и он вот так же гонял на мотоцикле.
Анана наморщила нос.
— Ну и вонь от вашего горючего! — сказала она. — А ты почувствовал, как от них пахло? Они не мылись неделями или даже месяцами.
— Да, властитель этого мира очень неряшлив, — согласился Кикаха.
Он намекал на правила гигиены тех небольших вселенных, где правили другие властители. Будучи жестокими и безжалостными в обращении со своими народами, они ревностно чтили чистоту и красоту. Властители учреждали законы и религиозные заповеди, которые провозглашали чистоплотность фундаментом всякой культуры.
Впрочем, бывали и исключения. Некоторые властители низводили человеческие общины до полной деградации и абсолютного безразличия к санитарии.
Анана сказала, что властитель Земли считается единственным в своем роде. Рыжий Орк управлял миром в строжайшей секретности, хотя и не всегда соблюдал подобную анонимность. В былые дни на заре человечества он часто выставлял себя грозным и карающим богом. Но потом это ему надоело, и он ушел в
Кикаха почти ничего не знал о Рыжем Орке. Да он и услышал о нем всего лишь за несколько минут до того, как они с Ананой прошли через врата в его вселенную.
— Но как гадко и безобразно выглядели эти люди, — возмущалась Анана.
— Я же рассказывал тебе, как они доходят до такого состояния, — ответил Кикаха. — Кроме того, на Земле не прижилось селективное размножение. Люди от него отказались, а властитель, судя по твоим словам, просто умыл руки.
Они вновь услышали приглушенный рев моторов и через минуту увидели восьмерых мотоциклистов, которые возвращались к ним. На сей раз женщин среди них не было.
Мотоциклы проскочили мимо путников, замедлили ход и, развернувшись, поехали сзади. Кикаха и Анана продолжали идти. Три мотоцикла поднялись на задние колеса, а затем промчались так близко, что Кикаха мог бы сбить один из них ногой. Он начал склоняться к мысли, что ему так и следовало поступить, сократив тем самым разницу в силах. Ребята, как видно, решили порезвиться с двумя туристами, если только не задумали чего-нибудь похуже.
Некоторые из них свистели и выкрикивали Анане непристойные приглашения прокатиться с ними до ближайших кустов. Другие вопили, что хотят ее, и пересыпали свои восклицания грязной бранью. Анана не понимала многих слов, но по тону и ухмылкам начинала догадываться, о чем они кричат. Нахмурив брови, она сделала жест, распространенный среди властителей. Несмотря на некоторое своеобразие жеста, парни в куртках поняли его смысл. Один из них едва не свалился с мотоцикла от смеха. Другие оскалили зубы в звериной ухмылке.
Кикаха остановился и обернулся. Мотоциклисты окружили путников неплотным полукольцом и заглушили моторы.
— Ладно, — произнес Кикаха. — Что вам от нас нужно?
Ему ответил толстопузый юнец с короткой шеей, козлиной бородкой и густой порослью черных волос, которые выбивались из-под расстегнутого ворота рубашки. Его засаленные волосы украшала фуражка африканского военного корпуса.
— Понимаешь, Рыжий, будь мы из «Рабов Сатаны», нам бы приглянулась твоя задница. Но мы не гомики, и поэтому нам нужна эта прекрасная дама. Вот так-то, мсье.
— Да, старик! Сучонка — высший сорт! — заявил высокий тощий парень.
Длинные волосы, свисавшие до плеч, закрывали почти все его лицо, поэтому в глаза бросались лишь прыщи на лбу, большой заостренный кадык и золотая серьга, продетая в ухо.
— Я западаю на ней, парни! Чур, я буду первым! проревел детина с густой клочковатой бородой.
Во рту у него не хватало пары зубов; лицо уродовал длинный широкий шрам.
Кикаха знал, когда надо говорить, а когда хранить молчание. Но иногда ему не удавалось сдержать себя, и он действовал вопреки тому, что считал наилучшим вариантом. У него не было ни времени, ни желания ссориться с этими людьми.