За стеной сна
Шрифт:
– Знаю, – немного растерянно ответил Вадим. – Всё взрывается. Но я же не машинист, что я могу?
Он поставил чашку с чаем на блюдце, опустил голову, рассматривая то чай, то печенье, что любезно предложил ему Илья.
– Вот это уже более правильный подход. Надо искать выход и самый простой я опять могу предложить из своего опыта общения с тем же Горьким и другими писателями. Напишите об этом. Сделайте из тех снов, которые больше всего вас тревожат, рассказы. А я позже почитаю их, выдам кое-какую критику, может, даже помогу с изданием. Как вам такая идея? – и снова Илья улыбнулся
Вадим же был по-прежнему растерян:
– Да я как-то и перо раньше для таких целей в руки толком не брал. Всё документы, документы, документы…
– Ну, вот и отвлечётесь! Не всё же на уголовную арифметику свои способности растрачивать. Значит, договорились?
И молодой следователь пожал протянутую ладонь. Ещё спустя минут двадцать он уже шёл по московской улице, почти не обращая внимания на прохожих вокруг, всё прокручивая в голове детали недавнего разговора. Потом вдруг увидел канцелярский магазин. Остановился, огляделся и зашёл внутрь. Там он купил несколько тетрадей и перьевую ручку с чернилами. Теперь у него было всё для того, чтобы, как сказал Илья, «спускать пар».
Но всерьёз что-то попробовать он решился только через неделю, к очередным выходным. Знакомые приглашали его присоединиться к их компании – они «спускали пар» по своему: много алкоголя и податливые девушки. Но Вадим сослался на недомогание и остался дома.
Потом он снова стал вспоминать подробности того сна про Фёдора Колпачкова, как тётушка просила не трогать его. Почему? И почему именно Фёдора, если он зловредный «контрик»? Ответа не было. И тогда Вадим просто описал сам сон, а потом и странное дневное происшествие. Почему такое произошло с ним и почему за бывшего друга заступалась умершая.
Перечитав созданное, молодой следователь нахмурился. Не сказать, что рассказ блистал слогом. Ну уж – что получилось. И надо сказать, Вадим даже увлекся самим процессом. Он решил описать сон и про старуху—горгону с её чудовищными голубями, хоть ему было и не слишком приятно.
Вскоре всё было готово. Вадим позвонил Илье. Тот любезно пригласил его подходить в любой удобный момент.
И, решив не оттягивать происходящее, Вадим в эти же выходные и отправился к странному сомнологу.
Его снова ждала эта тихая московская улица и запрятанный дворик. Двери квартиры открылись практически сразу, словно Илья ждал своего собеседника прямо в прихожей.
Они обменялись приветствиями, а затем Вадим прошёл внутрь. Он действительно волновался. Для него подобный опыт был впервые. И это совсем не походило на то, с чем ему приходилось встречаться на службе.
– Может быть, вам будет не всё понятно, – чуть ли не заискивающе сказал Вадим, – вы тогда спрашивайте, постараюсь разъяснить.
Илья улыбнулся:
– Не бойтесь, и не такое приходилось читать. У того же Горького почерк, думаете, много лучше? Но да ладно о титанах литературы. Вы пока чайку выпейте, с сахарком, если хотите. А я погляжу, как и что у вас вышло.
Дальше было около получаса тишины, которую нарушали только лишь большие тикающие часы на стене. Становилось душновато и Вадим подошёл к окну, приоткрыл форточку. Теперь стали слышны и голоса детей – правда, их в этих дворах не так уж много было.
Вадим уже не мог сидеть, он просто встал у окна, разглядывая зелёную листву густых деревьев.
И, наконец, в комнату вошёл Илья.
– Ну что я могу сказать. Не так уж и плохо для первого опыта. Конечно, есть и ошибки, и стилистика хромает. Но суть не в этом – сам сюжет вы передали в обоих рассказах. И я, в принципе, уже могу сказать, о чём были сны и почему они вообще вам приснились…
Вадим настороженно молчал. Илья же продолжил:
– Первый сон – попытка защиты. Вы не должны были вмешиваться, и это еще всплывет в вашей жизни с самой неожиданной стороны. Во втором говорит совесть. Но тоже не впустую, это не просто муки. Здесь есть и намёк как преодолеть это – и литература, в частности, рассказы могут вам помочь. Давайте я подредактирую, чтобы вы лучше поняли, как работать с языком. Заодно выделю слабые места текста.
Спустя несколько дней Вадим с удивлением смотрел так называемые отредактированные рассказы. Это читалось уже и правда увлекательно. Неужели подобное могло иметь какое-то отношение к нему?
Илья же спросил:
– Как у вас в последнее время с кошмарами?
– К счастью, не было.
– Вот видите. Немного пара мы спустили. Но это, конечно, пока только начало. Останавливаться на достигнутом не стоит. Надо прорабатывать дальше, иначе всё может вернуться в куда более неожиданных формах.
Илья чуток помедлил, затем полистав страницы рукописи, произнес:
– Очень странно, Вадим, вот что. Ты ведь работник специфической, так сказать, службы, но в текстах проскальзывают такие странные мотивы, что порой оторопь берет. Почему у вас постоянно возникает образ страшной старухи в рассказах? И в «Проруби», и в «Детских снах»? Какой-то реальный прототип или воображаемый персонаж, в который вы вкладываете потайной смысл?
Чекист усмехнулся.
– Что вы, Илья, никакого абсолютно двойного дна. Представляете, эта старуха живет со мной по соседству, в доме напротив. И кормит расплодившихся голубей. Никакого сладу с ней нет. Вот даже в сны мои проникла. То глаза расцарапает, то кляузу напишет. И во сне, и в жизни от неё нет спасения.
Илья помолчал и тихо сказал:
– С этим я, конечно, тебе помочь не могу.
Затем хитро улыбнулся:
– Ты же такой пост занимаешь. Неужто не можешь бабку припугнуть просто, ну, корочкой там помахать или еще что. Не мне тебя учить. Не повесткой вызвать, а профилактически, так сказать. Ведь при одном названии вашего учреждения, что у несознательных, что у сознательных граждан, душеньки в пятки уходят…
Вадим мрачно взглянул на своего учителя, пытаясь понять, шутит тот или говорит правду.
– Эх, знали бы вы, что это за работа. Головы у нас холодные, сердца горячие, а вот руки в чистоте сберечь трудно. Врагов всё больше и больше. Вроде одну вражескую башку срубили, так у контрреволюционной гидры их много. Всех зараз не отсечёшь. А с этой бабульки что взять? Просто несознательный элемент.
Лицо Ильи слегка посерело. Он словно заранее знал, что чекист начнет рассказывать о своих арестантах и методах воздействия на них.