За сто миллиардов лет до Большого Взрыва
Шрифт:
К вечеру пятого дня обозники закончили сбор кип у тканщиков и завтра должны были пойти к рудокопам. Я знал, что грузовой отсек уже почти полон и в другие становища яруса обозники пойдут следующими рейсами. Об этом говорил еще Мальен. Мне следовало начинать решительные действия.
Как обычно, мы встретились с Кастлом вечером в трактире. Он был грустен. Работа на нашем ярусе заканчивалась, и Эмату он сможет увидеть лишь в следующем периоде.
— Скоро уезжаете? – поинтересовался я.
— Да, — он тяжело
— Слушай, а как вы перемещаетесь на другой ярус? Большая тележка вас везет, что ли? Столько груза–то…
— Я не знаю, как это происходит, — бездумно ответил он, уже шаря взглядом в поисках Эматы.
— Как это не знаешь? Не хочешь рассказать старому другу о своих дорожных ощущениях? Мимо чего проезжаете, что видите?
— Ничего мы не видим. Садишься в кресло, старший нажимает какую–то кнопку на штуковине, которая открывает и закрывает вход и все.
— Как это все? – поразился я, — а дальше то – что?
— Все. Как бы теряешь сознание, а когда очнешься – мы уже на месте на складах, которые находятся рядом с казармами.
— Вот здорово! – притворно восхитился я, — и сколько времени это занимает?
— Неизвестно. Даже старший обозник этого не знает.
— Хотел бы я попробовать!
— Ничего приятного. Надо пристегиваться металлической сеткой. Потом сильно сдавливает грудь. А затем сплошная чернота. И больно.
— Жаль. Мне так хочется побывать в столице.
— Может, еще побываешь.
— Давай, махнемся!
— Чем?
— Места–а–ами, — внушительно произнес я, растянув это слово, — ты останешься здесь, а я смотаюсь в столицу.
— Ты шутишь? – Кастл даже рассмеялся от нелепости такой перспективы.
— Ничуть. Поменяемся одеждой, никто и не заметит.
Он опять засмеялся и помотал головой: — Ну, ты и подкольщик!
— Я говорю вполне серьезно, — я понизил голос, — и не кричи так громко!
— Но это невозможно! – он перешел на шепот, хотя еще и не осознав, что я не шучу.
— Почему?
Вот здесь он задумался и поглядел на меня искоса. До него начала доходить вся серьезность моего предложения.
— Почему…, повторил он, — старший обозник все равно не разрешит.
— А, кто его спрашивать будет?
Кастл разинул рот. Вбитая в него с молоком матери железная дисциплина не допускала такого варианта. Он пожевал губами, думая над ответом.
— Он просто не пропустит тебя в бальдмейкс.
— Я же переоденусь в твою одежду…
— Ну и что, — теперь Кастл включился в игру и начал полемизировать, — когда мы отбываем в имперский ярус, он запускает нас по одному и пересчитывает, чтобы никто не остался. Ты будешь проходить мимо него вплотную. Он увидит твое лицо, его не обманешь.
— Это мои трудности, — сказал я, — и вообще ты хочешь зажить нормальной жизнью? С собственным домом, со своей семьей. С женщиной и всем таким прочим?
— Это невозможно, — глаза его потемнели, — зачем ты надо мной смеешься?
— Еще как возможно! Вот бери!
И я сунул ему в руку четыре золотых горошины. Он разжал ладонь и недоуменно посмотрел на сверкнувшее золото.
— Откуда у тебя такие деньги? Я никогда даже не видел золотых монет.
— Это твои деньги. Спрячь их и слушай меня внимательно.
Кастл повиновался и осторожно опустил горошины в карман комбинезона, придерживая их внутри пальцами, будто боялся, что они ускользнут. Это был старый трюк. Известно, что за деньги можно купить не все. Но за очень большие деньги продается все, даже душа. А, положив громадную сумму в свой карман, потом невозможно с ней расстаться.
— Лучшая жена стоит здесь восемь ларгов. Тебе же нравится Эмата?
Он ошеломленно кивнул головой.
— Вот и уплатишь за нее старейшине. Она будет счастлива с тобой, тем более что ты ей нравишься.
Здесь я покривил душой, но на карту было поставлено все. Но, кто знает, может действительно дочь Мальена обретет свое счастье?
— Да, — произнес Кастл, как во сне, — я ей определенно нравлюсь.
— На остальные деньги ты построишь дом. Свой дом, — подчеркнул я, — обзаведешься хозяйством и прочим необходимым. И у тебя еще останутся деньги. Ты представляешь, что такое целых четыре дарга?
Он утвердительно кивнул головой, но затем стал мотать ей отрицательно. Парень был в панике.
— Будешь жить поживать, да добра наживать, — закончил я известной русской присказкой.
— Это невозможно! – прохрипел Кастл, но было видно, что нарисованная мной картина вольной жизни ошеломила его, и он даже представил ее хоть крохотным кусочком.
— Возможно! – настаивал я, и все это сбудется, вот увидишь.
— Старший обозник тебя не пропустит!
— Опять, двадцать пять! Говорю же – это я беру на себя. Твое дело…
В это время возле нас нарисовалась незаметно подошедшая Эмата и невинно поинтересовалась, будут ли пить спорщики, может это собьет их пыл?
Не знаю, помогло ли ее присутствие или наоборот, но только почти ухвативший наживку обозник внезапно замкнулся. Он молча цедил свое пиво и не отвечал на мои попытки возвратиться к этой теме. Глаза у него были полубезумные.
— Как бы он не спятил на этой почве? – не на шутку обеспокоился я про себя.
Так в молчании мы и провели остаток вечера. Но руки из кармана Кастл так и не вынул и денег не возвратил. Значит, шанс на мирное урегулирование проблемы оставался.
— Еще день тебе на размышление, — прошептал я на прощание, — смотри, не упусти своего счастья – всю жизнь жалеть будешь, а она у тебя и так хреновая…