За свободу
Шрифт:
Пока Каспар вместе с Венделем Гаймом шел в Оренбах, у него созрело твердое решение: хватит с него мучений. На ходу передав привет от Симона старику Нейферу, сидевшему с соседями на скамье под липой, он предоставил Венделю Гайму подробно рассказывать сельчанам о союзе с Франконским ополчением, а сам направился в дом Нейфера. Игравшие на улице маленький Мартин с сестренкой, радостно смеясь, подбежали к нему. Он приласкал их, посадил девочку к себе на плечи, а малыша взял за руку и, болтая с детьми, перешел через двор и остановился на пороге.
— Бог в помощь, вот
— Как хорошо, что ты пришел, Каспар. Ну как дела? — своим певучим голосом спросила хозяйка, сидевшая на лежанке. Лицо у нее осунулось и стало еще озабоченней, чем прежде.
— Дела хороши! — чересчур весело отвечал Каспар. — Симон велел кланяться, он цел и невредим.
Эта весть оживила обеих женщин.
— Слава тебе господи! — воскликнула Урсула, глубоко переведя дух, привлекла к себе детей и сказала, что отец кланяется им.
— Так он скоро приедет и привезет мне что-нибудь? — спросил мальчуган.
Кэте подозвала Каспара, посадила его рядом с собой на скамью у окошка и попросила рассказать обо всем подробно. Он повиновался и между прочим упомянул, что встретился в Ротенбурге с Большим Лингартом, приехавшим туда за пушками.
— Значит, война еще не кончена, — сказала, вздохнув, хозяйка.
— Ничего, скоро кончится, — утешил ее Каспар. — Теперь дело пойдет на лад. У наших будет большая сила.
— Ох, ох, — простонала опять Урсула, — а сколько жизней это еще будет стоить? Хотела бы я, чтобы вы, мужчины, хоть раз побыли в нашей шкуре. День-деньской только и думаешь, жив ли он еще? Есть ли еще у детей отец или уж нет его? Пора вам кончать эту драку. Ведь все равно толку не будет.
— Нет, будет! Обязательно будет! — заверил Каспар. — Теперь, когда доставим в Вюрцбург тяжелые пушки, сразу пропоем господам отходную. Да, кстати, Большой Лингарт рассказывал мне, что Розенберг тоже засел в Мариенберге. Так, признаться, и меня туда потянуло.
— Только из-за этого? — спросила Кэте, слегка пожав плечами.
— Не только из-за этого. Но здесь, как и в Ротенбурге, я никому не нужен.
— А об отце ты не думаешь? — с упреком заметила девушка.
— И ему я теперь не нужен. В военное время торговля идет не больно шибко, а что до нашего ремесла, то оно и вовсе замерло.
— Не верь ему, что он и впрямь хочет уйти на войну, — вмешалась Урсула. — Он нас вечно морочит.
— Нет, я не шучу, — уверял Каспар.
Кэте пристально посмотрела на него.
— Ты серьезно? — с расстановкой выговорила она. — Только это и гонит тебя отсюда?
Он не выдержал ее пытливого взгляда и отвернулся. На ее смуглых щеках проступила легкая краска, но она промолчала. Намекни она хоть единым словом, что его намерение огорчает ее, и он с радостью бы остался. Но он напрасно ждал. Между ее насупленными
— И то правда, чужая душа — потемки, — промолвила, покачав головой, Урсула и поднялась, чтобы позаботиться об ужине.
В комнату вошел Конц Гарт. Но это был уже не тот изможденный, истерзанный голодом и нуждой крестьянин, которого в начале года выбросили на улицу с женой и детьми. Он стал крепок и мускулист, только лицо его было мрачно. Пережитые страдания наложили свой неизгладимый отпечаток.
— Что скажешь, Конц? — спросила Кэте.
— Да вот какое дело, — сказал он, в замешательстве теребя шапку. — Староста назначил меня завтра вести пушки в Вюрцбург.
— Вот беда-то какая! — воскликнула Кэте. — А у нас уборка сена в самом разгаре. Но что поделаешь? Раз нужно, так нужно.
— Оно, правда, дело нужное, только уж очень не в пору, — сказал Конц, наморщив лоб.
— Ну, Кэте, если без Конца тебе трудно обойтись, — вмешался Каспар, — я знаю выход. Иди к старосте, Конц, и скажи ему, что я хочу тебя заменить и завтра вовремя буду на месте. Или, может быть, Кэте возьмет меня в работники на время сенокоса? — И он принужденно рассмеялся.
Но Кэте не смеялась. Она взяла Каспара за руку и крепко пожала ее.
— Так как ты все равно хочешь идти на войну, я принимаю твое предложение, — сказала она и добавила с теплым взглядом, в котором сквозило сочувствие. — Ты хороший парень, Каспар, и может быть… может быть, потом я сумею отблагодарить тебя лучше, чем сейчас.
— Так я иду к старосте, — сказал Конц и вышел из комнаты.
— Ну вот! Все уладилось, и все довольны! — воскликнул Каспар так радостно, как будто ему выпало на долю великое счастье.
Тем временем Флориан Гейер и Пецольд, оставив на постоялом дворе доспехи, отправились обедать к Стефану фон Менцингену. Священник Деннер извинился перед рыцарем и поскакал верхом к своим прихожанам в Лейценброн. Старый ректор Бессенмейер и Валентин Икельзамер тоже были в числе приглашенных. Хозяйка дома, радушно встретив гостей, удалилась. Мужчины остались одни. Хотя супруг ее и просил дорогих гостей не побрезговать чем бог послал, но в выборе и разнообразии кушаний и напитков чувствовался изощренный вкус большого гурмана. Впрочем, только ректор и сам хозяин отдали отменным яствам заслуженную дань. Флориан Гейер, как истый спартанец, приучил себя к лишениям, а Валентин Икельзамер, выросший в нужде, презирал утехи чревоугодия.
Зато оксенфуртский старшина с жадностью набросился на еду и напитки, не обнаруживая ни малейшего интереса к той словесной приправе, с которой хозяин, по обычаю всех гурманов, рекомендовал вниманию гостя то или иное блюдо. Его неукротимый аппетит вызывал улыбку сострадания на лице рыцаря.
— Собственно говоря, следовало бы остерегаться всякого, кто сидит за столом застегнутый на все пуговицы, — заметил фон Менцинген, — ибо чье жестокое сердце не смягчится, вкушая столь ароматный и сочный олений бок?