За тихой и темной рекой
Шрифт:
Олег Владимирович поднялся и тихонько позвал Картавкина. Изложив в темноте ему свою идею, Белый сжался в ожидании ответа. Однако дождался не со стороны Семёна Петровича, а от его супруги.
— Нельзя нам оставлять мужиков! — Анна Григорьевна нашла в себе силы, чтобы не всхлипнуть, ни от страха, ни от обиды. — А кто им поесть приготовит? А раны перевяжет? Кто патроны поднесёт? Нет, нам с ними быть нужно. И вы, ваше благородие, лучше помалкивайте. Пусть в станице никто ничего не ведает. Всему свой час есть. — голос звучал из-за
Семён Петрович крякнул, вышёл на кухню, откуда послышалось характерное бульканье из бутылки в стакан.
— А тебе, Сенька, — голос вновь обрёл знакомую Белому твёрдость, — хватит пить. Вставать рано. И вот что: завтра поставь брагу. Водка для раненых может понадобиться. И гостя не спаивай! Ему в дорогу с больной головой не след ехать.
Семён Петрович вторично крякнул, тихонько на цыпочках вернулся к Белому и вложил тому в руку стакан.
— Не баба, а жандарм в юбке, — чокаться не стали. Семён Петрович медленно выпил свое, занюхал рукавом рубахи и добавил. — Эх, выпороть бы её! Да некому! А мне некогда!
С этими словами старик пошёл спать на свою территорию. Олег Владимирович ещё некоторое время, лёжа в темноте, думал о дочери губернатора, но вскоре дрёма захватила сознание молодого человека, уводя в тяжёлый, без видений, сон.
Штабс-капитан Индуров неровной, шаткой походкой поднялся на крыльцо дома торговца Мичурина и крутнул ручку звонка. Пришлось ждать, пока дверь не распахнулась. На пороге стояла Агафья, служанка Полины Кирилловны.
— Ой, барин! А мы вас так поздно не ждали!
Штабс-капитан только сейчас сообразил, что и впрямь заявился не вовремя. Луна взошла на небе, и теперь там, в вышине, наблюдала за мирскими делами. Но оставить свои намерения офицер даже и не подумал.
— Не твоё дело, ждали не ждали…
Его попытку пройти внутрь служанка пресекла, гневно показав на лакированные сапоги офицера, заляпанные грязью. Пришлось ретироваться.
— Полина Кирилловна дома?
— Просила её не тревожить.
— А ты потревожь! — в голосе штабс-капитана проступили властные нотки.
— Как же, вот сейчас бегу. Прямо с ног сбиваюсь!
Крепкая рука в кожаной перчатке перехватила тонкое девичье запястье. Агафья ойкнула.
— Поднимись наверх и передай Полине Кирилловне, что я здесь.
Перепуганная девчонка с силой захлопнула дверь. Индуров матернулся. Неплохое начало для выяснения отношений. Штабс-капитан поискал какую-нибудь лавочку, но у дома Кириллы Петровича Мичурина, кроме дорогих английских газонов, ни единого предмета, хоть отдалённо напоминающего скамейку, не наблюдалось. Дождь закончился часа три назад, и теперь от земли парило.
Створки дверей снова распахнулись. Штабс-капитан сжался: на порог явилась Полина Кирилловна. У Индурова дух захватило. На девушке было лёгкое шёлковое платье, плотно облегавшее стройный тонкий стан. Золотой кулон на тонкой цепочке то опускался, то поднимался в такт вдохам и выдохам красавицы. Офицер еле сдержал себя, чтобы не броситься к ее ногам.
— Юрий Валентинович, непристойно беспокоить людей в столь позднее время! — Полина Кирилловна отлично видя нетерпение молодого человека, решила позабавиться. — Извольте покинуть наш дом.
— Простите, Полина Кирилловна, но меня к вам вели не разум и логика, а только чувства. Они глубоки, поверьте! Я ещё никому не признавался в столь сильных…
— Вот и не следует, — девушка повернулась к двери. — Прощайте. Может быть, мы встретимся завтра.
— Нет. Мы поговорим сегодня. — Индуров рукой нажал на створку двери, не давая ей закрыться. — Сейчас. Я хочу знать, кто я для вас? Человек, которому вы хотите доверить самое ценное, то есть саму себя, или игрушка, с которой поиграете, а после выбросите?
— Вы не смеете так со мной разговаривать! — теперь в голосе девушки звучал подлинный гнев.
— Смею. Потому как люблю вас.
— Ха-ха-ха. — она со злостью, не смеясь, произнесла по складам. — Вы меня любите? Смешно, если учесть время и место для признания.
Индуров ожидал любой реакции, однако не такой. Девушка явно издевалась над его чувствами. Уголки рта штабс-капитана слегка опустились, что в окружении, хорошо знающем Юрия Валентиновича, считалось признаком ярости. Полина Кирилловна со столь любопытной чертой поведения ухажёра знакома не была. А потому она продолжила изливать своё недовольство:
— И вообще, господин офицер, с чего вы возомнили, будто я позволила считать себя вашей избранницей? Насколько помню, между нами ничего особенного не было. Посему, Юрий Валентинович, я попрошу оставить меня, и более в нашем доме не появляться!
Ночь не позволила Полине Кирилловне увидеть, как на лице штабс-капитана заиграли желваки. Девушка хотела закрыть дверь, но рука Индурова не позволила ей это сделать.
— Нет, Полина Кирилловна, вы так просто не уйдёте. — Юрий Валентинович приблизился вплотную к девушке, и та почувствовала резкий запах, исходящий от него. — По крайней мере, пока не выслушаете меня. Я же видел, как вы смотрели на того, приезжего, потом — ждали его возле казарм, а когда он уехал, последовали за ним.
— Вы что, следили за мной?
— Да, если вам так будет угодно. И готов следить за вами всю жизнь. Вы свели меня с ума. Я теперь сам себе не принадлежу. Всё во мне, каждая частичка принадлежит вам. Вам! — Индуров, падая на колени, схватил девушку за руку.
— Господи, — Полина Кирилловна пыталась вырваться, впрочем, безуспешно. — Отпустите меня. Вы просто выдумали всё, и теперь не можете обойтись без этих фантазий. Да поднимитесь же!
Но Юрий Валентинович и не думал выполнять просьбу Полины Кирилловны. Его колени плотно прилипли к мокрому камню лестницы и не хотели менять позицию.