За землю русскую. Век XIII
Шрифт:
И увидел безбожный царь Батый страшное пролитие крови христианской, и ещё больше разъярился и ожесточился, и пошёл на город Суздаль и на Владимир, собираясь Русскую землю пленить, и веру христианскую искоренить, и церкви божии до основания разорить.
И некий из вельмож рязанских по имени Евпатий Коловрат был в то время в Чернигове с князем Ингварём Ингваревичем, и услышал о нашествии зловерного царя Батыя, и выступил из Чернигова с малою дружиною, и помчался быстро. И приехал в землю Рязанскую, и увидел её опустевшую, города разорены, церкви пожжены, люди убиты. И помчался в город Рязань, и увидел город разорённый, государей убитых и множество народа полёгшего: одни убиты и посечены, другие пожжены, а иные в реке потоплены. И воскричал Евпатий в горести души своей, распалялся в сердце своём. И собрал небольшую дружину — тысячу семьсот человек, которых бог сохранил вне города. И погнались вослед безбожного царя, и едва нагнали его в земле Суздальской, и внезапно напали на станы Батыевы. И начали сечь без милости, и смешалися все полки татарские. И стали татары точно пьяные или безумные. И бил их Евпатий так нещадно, что и мечи притуплялись, и брал он мечи татарские и сёк ими. Почудилось татарам, что мёртвые
И едва поймали татары из полка Евпатьева пять человек воинских, изнемогших от великих ран. И привели их к царю Батыю. Царь Батый стал их спрашивать: «Какой вы веры, и какой земли, и зачем мне много зла творите?» Они же ответили: «Веры мы христианской, рабы [131] великого князя Юрия Ингваревича Рязанского, а от полка мы Евпатия Коловрата. Посланы мы от князя Ингваря Ингваревича Рязанского тебя, сильного царя, почествовать, и с честью проводить, и честь тебе воздать. Да не дивись, царь, что не успеваем наливать чаш на великую силу — рать татарскую». Царь же подивился ответу их мудрому. И послал шурича [132] своего Хостоврула на Евпатия, а с ним сильные полки татарские. Хостоврул же похвалился перед царём, обещал привести к царю Евпатия живого. И обступили Евпатия сильные полки татарские, стремясь его взять живым. И съехался Хостоврул с Евпатием. Евпатий же был исполин силою и рассёк Хостоврула наполы до седла. И стал сечь силу татарскую, и многих тут знаменитых богатырей Батыевых побил, одних пополам рассекал, а других до седла разрубал. И возбоялись татары, видя, какой Евпатий крепкий исполин. И навели на него множество пороков, и стали бить по нему из бесчисленных пороков, и едва убили его. И принесли тело его к царю Батыю. Царь же Батый послал за мурзами, и князьями, и санчакбеями [133] , и стали все дивиться храбрости, и крепости, и мужеству воинства рязанского. И сказали они царю: «Мы со многими царями, во многих землях, на многих битвах бывали, а таких удальцов и резвецов не видали, и отця наши не рассказывали нам. Это люди крылатые, не знают они смерти и так крепко и мужественно, на конях разъезжая, бьются — один с тысячею, а два — с десятью тысячами. Ни один из них не съедет живым с побоища». И сказал царь Батый, глядя на тело Евпатьево: «О Коловрат Евпатий! Хорошо ты меня попотчевал с малою своей дружиною, и многих богатырей сильной орды моей побил и много полков разбил. Если бы такой вот служил у меня, — держал бы его у самого сердца своего». И отдал тело Евпатия оставшимся людям из его дружины, которых похватали на побоище. И велел царь Батый отпустить их и ничем не вредить им.
131
Рабы (церковнославянск.) — слуги.
132
Шурич — сын шурина.
133
Сенчакбей (тюркск.) — знаменосец. Мурза (татарск.) — князь.
Князь Ингварь Ингваревич был в то время в Чернигове, у брата своего князя Михаила Всеволодовича Черниговского, сохранен богом от злого того отступника и врага христианского. И пришёл из Чернигова в землю Рязанскую, в свою отчину, и увидел её пусту, и услышал, что братья его все убиты нечестивым, законопреступным царём Батыем, и пришёл во град Рязань, и увидел город разорённым, а мать свою, и снох своих, и сродников своих, и многое множество людей лежащих мёртвыми, город разорён и церкви пожжены, и всё узорочье из казны черниговской и рязанской взято. Увидел князь Ингварь Ингваревич великую последнюю погибель за грехи наши и жалостно воскричал, как труба, созывающая на рать, как сладкий орган звучащий. И от великого того крика и вопля страшного пал на землю, как мёртвый. И едва отлили его и отходили на ветру. И с трудом ожила душа его в нём.
Кто не восплачется о такой погибели, кто не возрыдает о стольких людях народа православного, кто не пожалеет стольких убитых великих государей, кто не застонет от такого пленения?
Разбирая трупы убитых, князь Ингварь Ингваревич нашёл тело матери своей, великой княгини Агриппины Ростиславовны, и узнал своих снох, и призвал попов из сёл, которых бог сохранил, и похоронил матерь свою и снох своих с плачем великим вместо псалмов и песнопений церковных: сильно кричал и рыдал. И похоронил остальные тела мёртвых, и очистил город, и освятил. И собралось малое число людей, и немного утешил их. И плакал беспрестанно, поминая матерь свою, братию свою, и род свой, и всё узорочье рязанское [134] , без времени погибшее. Всё то случилось по грехам нашим. Был город Рязань, и земля была Рязанская, и исчезло богатство её, и отошла слава её, и нельзя было увидеть в ней никаких благ её — только дым и пепел; и церкви все погорели, и великая церковь внутри изгорела и почернела. И не только этот город пленён был, но и иные многие. Не стало в городе ни пения, ни звона; вместо радости — плач непрестанный.
134
Узорочье рязанское — здесь: сокровище, богатство, то есть лучшие воины.
И пошёл князь Ингварь Ингваревич туда, где побиты были нечестивым царём Батыем братья его: великий князь Юрий Ингваревич Рязанский, брат его князь Давыд Ингваревич, брат его Всеволод Ингваревич, и многие князья местные, и бояре, и воеводы, и всё воинство, и удальцы, и резвецы, узорочье рязанское. Лежали они все на земле опустошённой, на траве ковыле, снегом и льдом померзнувшие, никем не блюдомые. Звери тела их поели, и множество птиц их растерзало. Все лежали, все вместе умерли, единую чашу испили смертную. И увидел князь Ингварь Ингваревич великое множество мёртвых тел лежащих, и воскричал горько громким голосом, как труба звучащая, и бил себя в грудь руками, и падал на землю. Слёзы его из очей как поток текли, и говорил он жалостно: «О милая моя братия и воинство! Как уснули вы, жизни мои драгоценные? Меня одного оставили в такой погибели! Почему не умер я раньше вас? И куда скрылись вы из очей моих, и куда ушли вы, сокровища жизни моей? Почему ничего не промолвите мне, брату вашему, цветы прекрасные, сады мои несозрелые? Уже не подарите сладость душе моей! Почему, государи мои, не посмотрите вы на меня, брата вашего, и не поговорите со мною? Ужели забыли меня, брата вашего, от единого отца рождённого и от единой утробы матери нашей — великой княгини Агриппины Ростиславовны, и единою грудью многоплодного сада вскормленного? На кого оставили вы меня, брата своего? Солнце моё дорогое, рано заходящее, месяц мой красный! Скоро погибли вы, звёзды восточные; зачем же закатились вы так рано? Лежите вы на земле пустой, никем не охраняемые; чести-славы ни от кого не получаете вы! Помрачилась слава ваша. Где власть ваша? Над многими землями государями были вы, а ныне лежите на земле пустой, лица ваши потемнели от тления. О милая моя братия и дружина ласковая, уже не повеселюся с вами! Светочи мои ясные, зачем потускнели вы? Немного порадовался с вами! Если услышит бог молитву вашу, то помолитесь обо мне, брате вашем, чтобы умер я вместе с вами. Уже ведь за веселием плач и слёзы пришли ко мне, а за утехой и радостью сетование и скорбь явились мне! Почему не прежде вас умер, чтобы не видеть смерти вашей, а своей погибели? Слышите ли вы горестные слова мои, жалостно звучащие? О земля, о земля! о дубравы! Поплачьте со мною! Как опишу и как назову день тот, в который погибло столько государей и многое узорочье рязанское — удальцы храбрые? Ни один из них не вернулся, но всё равно умерли, единую чашу смертную испили. От горести души моей язык мой не слушается, уста закрываются, взор темнеет, сила изнемогает».
Было тогда много тоски, и скорби, и слёз, и вздохов, и страха, и трепета от всех тех злых, которые напали на нас. И воздел руки к небу великий князь Ингварь Ингваревич, и воззвал со слезами, говоря: «Господи боже мой, на тебя уповаю, спаси меня и от всех гонящих избавь меня. Пречистая владычица, матерь Христа, бога нашего, не оставь меня в годину печали моей. Великие страстотерпцы и сродники наши Борис и Глеб, будьте мне, грешному, помощниками в битвах. О братия мои воинство, помогите мне во святых ваших молитвах на врагов наших — на агарян и внуков рода Измаила».
И стал разбирать князь Ингварь Ингваревич тела мёртвых, и взял тела братьев своих — великого князя Юрия Ингваревича, и князя Давыда Ингваревича Муромского, и князя Глеба Ингваревича Коломенского, и других князей местных — своих сродников, и многих бояр, и воевод, и ближних, знаемых ему, и принёс их во град Рязань, и похоронил их с честью, а тела других тут же на пустой земле собрал и надгробное отпевание совершил. И, похоронив так, пошёл князь Ингварь Ингваревич ко граду Пронску, и собрал рассечённые части тела брата своего благоверного и христолюбивого князя Олега Ингваревича, и повелел нести их во град Рязань, а честную главу его сам князь великий Ингварь Ингваревич до града понёс, и целовал её любезно, и положил его с великим князем Юрием Ингваревичем в одном гробу. А братьев своих, князя Давыда Ингваревича да князя Глеба Ингваревича, положил в одном гробу близ могилы тех. Потом пошёл князь Ингварь Ингваревич на реку на Воронеж, где убит был князь Фёдор Юрьевич Рязанский, и взял тело честное его, и плакал над ним долгое время. И принёс в область его к иконе великого чудотворца Николы Корсунского [135] , и похоронил его вместе с благоверной княгиней Евпраксией и сыном их князем Иваном Фёдоровичем Постником во едином месте. И поставил над ними кресты каменные. И по той причине зовётся великого чудотворца Николы икона Заразской, что благоверная княгиня Евпраксия с сыном своим князем Иваном сама себя на том месте «заразила» (разбила).
135
...к иконе великого чудотворца Николы Корсунского... — икона Николая Чудотворца, по преданию, была принесена из Корсуня (Херсонеса) в Рязанское княжество около 1226 года.
4
Батыево нашествие ураганом пронеслось над Русью. Татары исчезли так же внезапно, как и появились. Всем казалось, что они ушли навсегда, скрывшись за «железными горами угорскими» — за Карпатами. Однако вскоре они вернулись. В 1242 году все русские князья, уцелевшие, после нашествия, были вызваны в ставку Батыя. Там каждый из них, признав свою зависимость от Орды, получил особую грамоту — ярлык, дававшую право на княжение. Русские земли превратились в особую, пользующуюся внутренней автономией, но всё же подчинённую монголам область улуса Джучи. Отныне многие важные вопросы жизни Руси решались в степях Нижней Волги, а иногда и в Каракоруме — столице монгольской империи.
Перед русскими людьми, волей или неволей попадавшими к татарам, открывался странный, неведомый доселе мир. В Орде поражало прежде всего небывалое смешение языков и наречий, верований и обрядов. Казалось, что кочевники поклонялись одновременно всем известным миру богам. В их стане бубен шамана уживался с крестом несторианского монаха и чалмой поклонника аллаха. Но под тонким покровом роскоши скрывались первобытная простота и дикость. Ведь не столь давно монголы, не зная, что делать с награбленным в Китае золотом и серебром, отливали из него кормушки для своих коней.
Одевшись в тончайшие китайские и хорезмийские ткани, кутаясь в собольи меха, монгольские темники, следуя заветам предков, никогда не мылись в бане, обтирали жирные от еды руки о полы халатов и не стеснялись ничьим присутствием, исполняя простейшие желания.
За много веков борьбы со Степью русские люди имели возможность хорошо узнать быт и нравы кочевников. И всё же многое из того, что принесли пришельцы с другого конца Азии, не могло не удивлять даже видавших виды русских князей и бояр.