За живой и мертвой водой
Шрифт:
— Даже предательство? — вспыхнула Оксана. — Мария, извините, я — немка, но я бы больше уважала вас, если бы вы были не другом мне, а моим врагом.
Наконец–то журналистку проняло. Она вскочила на ноги, с ненавистью глянула на Оксану.
— Вы, немцы, делаете все, чтобы мы стали вашими врагами. Вы без конца плюете нам в лицо, в душу. Так вот, Ева, знайте, если с Петром что–то случится, мы будем мстить вам. Я буду мстить!
— Знаете, вам к лицу такое воинственное настроение, Мария, — улыбнулась Оксана. — Вы становитесь красивой.
В
— Евочка, клянусь, Петр не виновен! Попросите советника. Только господин Хауссер может спасти его, Евочка…
Ничего не поняла Мария. Ее слезы вызывали у Оксаны отвращение. Что ее горе по сравнению с тем горем, какое принесли ее друзья и «союзники» украинскому народу!
Оксана обрадовалась, когда увидела в окне переходившего мостовую советника. Она оттолкнула от себя журналистку.
— Успокойтесь, Мария. Идет советник. Я попрошу его. Может быть, мы зайдем к нему вместе?
— Нет, Евочка, — заколебалась журналистка, — вдвоем неудобно. Сперва вы попросите… Ради бога!
Хауссер встретил «помощницу» пытливым взглядом, спросил вполголоса:
— У вас есть что–нибудь для меня? Получили?
— Не волнуйтесь, господин советник. Помните, что я сказала — несколько дней. Чисто технические причины… Я думаю, будет завтра.
Советник кивнул головой, задумался.
— А теперь я должна признаться, — засмеялась Оксана, — что буквально сгораю от любопытства. Террориста удалось схватить? По городу ходят слухи, кого–то арестовали. Считают, что советника юстиции убил… как это?
— Оуновец? — хмуро спросил Хауссер.
— Да. Это одно и то же, что бандеровец? Но, скажите, действительно оуновец?
— Так полагает начальник гестапо…
— А вы, господин советник?
— Остаюсь при своем мнении.
— Вы считаете, что это был партизан? Какая наглость! И вообще, я не представляла, что тут может твориться что–либо подобное. Партизаны, бандеровцы, прямо в городе, днем. Ужас! Страшно будет по улицам ходить.
Своей болтовней Оксана надеялась хоть немного расшевелить советника. Она играла в женское любопытство весьма натурально, но в конце переборщила. Советник недоверчиво покосился на нее.
— С каких пор вы стали такой пугливой?
— Вы меня не поняли, — с оттенком обиды возразила девушка. — Скажите, разве это будет приятно — случайно подвернуться под пулю во время перестрелки, затеянной вдруг на улице? Меня такая перспектива не прельщает.
Хауссер молчал. Оксана догадалась — расстроен, очевидно, спорил с гестаповцами, доказывал, что убийца — партизан, но с ним не согласились.
— Как вы себя чувствуете?
— Спасибо, вполне здоров.
— Я бы все–таки советовала обратиться к врачу. Вам нужно беречь сердце. Поменьше переживаний.
Советник неприязненно поморщился. Как и большинство черствых, эгоистичных людей, он был очень чувствительным ко всему, что касалось его здоровья, п панически боялся всяких болезней.
— Ева, вы, кажется, решили поиздеваться надо мной?
— Ни капельки. Я совершенно серьезно беспокоюсь о вашем здоровье. Вы можете мне поверить, ведь ваша болезнь помешает мне выполнить задание. Утром вы меня прямо–таки напугали. И сейчас… У вас, знаете, нездоровый вид.
— Что вы хотите! — подавленно сказал Хауссер. — Один этот болван…
Он умолк, не договорив, посмотрел на помощницу, давая понять, что не желает продолжать разговор на эту тему и ждет объяснений, что именно побудило ее явиться к нему. Но Оксана понимала, что благодаря необыкновенному событию ее любопытство не может, показаться подозрительным, и решила продолжать атаку:
— Господин советник, просветите меня в отношении ОУН. Что это такое?
— Партия, если хотите. Организация украинских националистов.
— Я это знаю. Их цели?
— О, цели у них колоссальные! — вяло усмехнулся советник. — Создание украинского рейха со своим фюрером во главе.
— Насколько я понимаю, в намерение Гитлера не входило и не входит что–либо подобное? — сказала девушка после небольшого раздумья. — Ведь Гитлер не скрывал своего отношения к славянским народам. Вам нужна Украина как жизненное пространство для немцев. Как же они могли надеяться?
Хауссер пожевал губами, подумал и сказал:
— По–моему, мы имеем дело с комплексом расовой славянской неполноценности. Это молодые, малообразованные люди, мальчишки, можно сказать, озлобленные, опьяненные идеей власти. Я говорю о руководстве ОУН. Среди них есть всякие: подвижники национальной идеи и карьеристы, горячие головы и отъявленные негодяи, просто дураки, тупицы и поэтические натуры. Но представьте себе — ни одного трезвого, реально мыслящего политика. Все отчаянные фантазеры.
— Каково отношение немцев к ним? — спросила Оксана, как бы удивленная тем, что она услышала.
— Все очень сложно, Ева, — устало вздохнул Хауссер. — Очень сложно…
Оксана ждала дальнейших объяснений, и советник, подстрекаемый ее молчанием, хотел было что–то добавить, но удержался и перевел все на шутку.
— Пусть это не волнует вас, — засмеялся он. — Вам оуновцы ничем не угрожают.
Лекция окончена. Хауссер удовлетворил любопытство своей «помощницы», но не сказал ничего лишнего. «Все сложно…»
— Господин советник, — Оксана сделала вид, что вдруг вспомнила о том неприятном поручении, которое заставило ее прийти сюда. — Я должна обратиться к вам с просьбой. Брат Марии Чайки, этой журналистки, арестован. Она пришла ко мне в слезах и чуть ли не на коленях умоляла, чтобы я попросила вас освободить его.
— Как звать брата? — насторожился Хауссер.
— Петр.
— Петр Карабаш?
— Фамилии я не знаю.
— Он не брат ей, а… любовник.
— Допустим. Разве это меняет положение?