За живой и мертвой водой
Шрифт:
— Вот он! — крикнул Довбня, останавливаясь и показывая на убитого.
Это был окруженец. Он лежал, уткнувшись головой в траву. Винтовки возле него не было. Видать, побежал со страха, не думал сопротивляться, и его прошили автоматной очередью.
— Друже сотенный, дайте патронов, — попросил Тарас.
— Где я тебе возьму? — злобно взглянул на него Довбня, вытирая кровь со скулы. — Видишь, как получилось? Придумали! Ни одной винтовки не разрешили выдать сотне. Патроны приказали отдать этим… Вот и доигрались! — Он поднял голову и закричал: — Сюда, хлопцы, за мной!
К ним со стороны поляны бежали опомнившиеся вояки. Тарас с тоской посмотрел на автомат сотенного и помчался туда,
Впереди раздались короткие очереди. Низко пригнувшийся охранник пробежал метров двадцать и залег у дерева. Тарас бросился к нему, готовясь стукнуть прикладом по голове бандеровца.
— Куда ты? — послышался тревожный голос слева. — Ложись, ползком!
Второй охранник… Словно в подтверждение слов бандеровца, хлопнул винтовочный выстрел, и пуля, коротко свистнув, впилась в ствол бука, за которым лежал вырвавшийся вперед охранник.
— Это раненый, мы его подбили, — пояснил охранник, который был поближе к Тарасу. — Залег там, прикрывает…
— Дай патронов.
— Каких? У меня автомат. Ты, друже, не подползай ко мне. Не подползай, говорю! Увидит…
— Скажи ему, пусть бежит в обход, — крикнул охранник, лежавший впереди за буком. — Пусть пугнет его с тыла.
Тут ничего не выйдет. Эти двое трусы, все время оглядываются друг на друга, близко к себе не подпускают. Тарас бросился в сторону. Впереди где–то далеко залаяла и отчаянно завыла овчарка, простучала автоматная очередь. Тарас, описывая полукружие, пробежал по лесу метров четыреста. Стрельба и крики звучали уже слева и позади него. Хлопец пересек балочку — это была знакомая ему балочка, из которой брал начало овраг, — и увидел двух мелькнувших среди кустов людей. Кажется, это был кто–то из пленных. Тут же хлопец заметил подбежавшего к дереву охранника. Бандеровец вскинул автомат, ожидая, когда люди выбегут из кустов. Тарас бросился к нему. Треск автоматной очереди, выстрел из винтовки, женский крик: «Погоняй!» — и стук колес — все это слилось в одно.
Тарас на мгновение увидел за кустами справа группу людей и среди них женщину, лицо которой показалось ему удивительно знакомым. Но тут же он зацепился ногой за что–то и упал, не добежав до охранника нескольких шагов. Охранник выронил автомат, стоял на коленях, сжимая пальцами раненную у плеча левую руку.
— Патроны к автомату есть? — умоляюще крикнул он Тарасу. — Дай мне, у меня кончились…
Тарас не ответил. Автомат без патронов не мог помочь ему. Перед его глазами все еще стояло женское лицо. Он не мог ошибиться. Он бы узнал его среди тысячи других. Это было лицо той, что дважды спасла его, лицо Ласточки, Ромашки.
27. Вепрь начинает следствие
Раненого коменданта окружной СБ принесли на плащ–палатке в хутор и уложили в штабной хате на широкой скамье. Вепрь вел себя мужественно — ни стона, ни жалоб, только четкие отрывистые приказы сквозь стиснутые зубы. Он делал вид, что не считает свое ранение серьезным. Возможно, окружной сам старался убедить себя в этом. Тем не менее он потребовал, чтобы немедленно были посланы люди за врачами. Это было первое, что приказал он еще там, на поляне. Вепрь не оговорился — ему нужен был не врач, а врачи, много врачей. Маленькая ранка выше паха… Конечно, все обойдется, но он не имеет права рисковать своей жизнью. Врачей! Пусть посмотрят, пусть скажут, что это не опасно. Маленькая, но глубокая ранка… Неужели там осколок? Граната… Откуда взялась граната?
Постель была удобной и, если не шевелиться, боль становилась терпимой. Вепрь тихо, почти шепотом, отдавал приказания склонившемуся над ним охраннику.
— Выслать подводы навстречу врачам. Доставлять без задержки. Список… Пусть сейчас же приготовят список всех, кто стоял на левом фланге. Сделать секретно. Никаких разговоров о гранате. Гранаты не было… Немедленно сообщить, кто из бежавших пойман, убит. Когда появится Довбня — ко мне. Могилу не пускать… Дай мне платочек и зеркало.
У охранника Сокола лоб перевязан, лицо в засохшей крови, мундир и левая штанина изодраны осколками. Восемь ранений и все легкие, царапины. Повезло… Гора и Шум убиты. Марию — он видел труп — всю изрешетило осколками. Она оказалась радом, прикрыла его, когда взорвалась граната. Ненадолго пережила своего Петра. Убит еще какой–то вояка. Многие получили легкие ранения. Вот как все повернулось. Беда… Главное — ранка в таком месте…
Охранник подал Вепрю платочек и кругленькое зеркальце. Окружной кивнул головой, разрешил ему удалиться и поднес зеркальце к лицу. По лицу ничего не заметно. Кажется, немного пожелтела кожа, особенно возле глаз и рта. Небольшая потеря крови… Но почему такая острая боль при малейшем движении? Конечно, он совершил непростительную глупость. Нет, нет все было рассчитано правильно, он произнес отличную речь. Ошибка заключалась в том, что этих троих советов сразу же поставили лицом к лицу с теми, кого они должны были расстрелять. Этого нельзя было делать. Их нужно было держать где–нибудь подальше и подвести в самый последний момент. Сразу — заряженные винтовки в руки и команда: «Пли!» Можно было даже дать немного самогонки каждому. Ведь следовало бы учесть психологию этих людей — все–таки первый раз… Да, получилось групо. А тут еще Могила со своими дурацкими советами и замечаниями все время отвлекал его внимание. Наука на будущее. Как отнесется Лебедь к такому происшествию? Нужно сразу же после врачебного осмотра написать и отправить донесение. Хорошо, что присутствовал куренной Смерека… Кое–что можно будет свалить на покойника. И вообще эта сотня… Нужно навести порядок. Теперь–то его никто не упрекнет, что он расстрелял Богдана.
Окружной скосил глаза на свой френч, висевший на спинке стула. Френч испорчен — одна пола в крови, в двух местах осколки вспороли сукно. Пропал отлично сшитый френч. А того жида–портного, что шил, уже нет. Поторопился расстрелять, не хотел, чтобы кто–нибудь другой носил так хорошо сшитый френч… Портной не был похож на жида, скорее на немца. Почему Гитлер на них так взъелся? Всех подряд… Это, пожалуй, лишнее. Хороших портных и сапожников можно было бы не уничтожать.
Кажется, его начинает знобить. Где Довбня, почему не является Сокол? Неужели кому–то удалось убежать? Все граната… Правда, начал старшина и этот — кто бы мог подумать! — тщедушный власовец, но именно граната наделала шуму, подняла панику. Неужели ее бросил кто–то из тех, кто стоял в строю. Он выяснит, он докопается. Впрочем, граната могла быть у Смереки. Но он все равно будет настаивать, что гранату бросил кто–то из вояк. Это ему выгодно во всех случаях.
Вошел Сокол, подал листок бумаги с выписанными столбцом кличками вояк.
— Вот эти стояли на левом фланге… Сотенный уже вернулся. И Могила просится зайти… Пустить?
Окружной взял список, кивнул головой.
Охранник привел Довбню и Могилу. Сотенный хромал, по красному, распаренному лицу с рассеченной скулой струился пот, у референта пропаганды нижняя часть лица была обвязана окровавленным полотенцем и на унылом носу висели очки с потрескавшимися стеклами. Оба они, как провинившиеся школьники, остановились посредине комнаты. Губы Вепря растянулись в легонькой улыбке.