Забава Путятична и змей Горыныч
Шрифт:
пустой, а сверху, как рыба.
Вот на нём вам плодиться и треба!
Развернул Добрыня кита
туда, где всё смыла волна,
и поплыли они к Сахалину,
где уже прорастала полынью
земелька после цунами;
и последние нивхи не знали
какая их ждёт беда:
люд дурной напором прёт сюда,
чтоб раскинуть свои шатры.
(Айны, это были не вы?)
Но такова была сила природы:
кит
близёхонько к берегу пристаёт,
народ (хошь, не хошь) а на сушу идёт
и дивится откровенно долго:
«Как же так? Есть реки, и ёлки
прорастают особенно смело,
а фонтанов нет; не умеем
жить мы в таких условиях!»
Но кит покинул уже акваторию,
уходя в Атлантический океан,
коня богатырского подобрав.
А Добрыня махал руками обеими:
– Да ладно вам, что из дерева сделано,
то и крепче намного!
Хотя, спросите об этом у бога.
Долго ли, коротко ли рыба-кит плыла,
но до моря Белого, наконец, дошла.
Простилась со спасителем и в обратный путь —
от народа глупого отдохнуть.
Глава 5. Добрыня в гостях у деда Мороза и бабы Яги
А Добрыня Никитич в Архангельске попировав
дня эдак три, не меньше, пустился вплавь
по реке могучей, по Двине Северной,
на лодочке быстрой, белой.
И доплыл он до Устюга Великого,
а там в леса потянуло дикие
его кобылу верную:
та чует зло – проверено!
Доскакали они до избушки,
заходят внутрь, там заячьи ушки
дрожат и трясутся от страха,
и золотом шита рубаха
висит, дожидаясь хозяина.
– Неужто изба боярина? —
Добрыня светёлки обходит,
в раскалённую баньку заходит.
А там мужик чудной парится
белый, как лунь, махается
вениками еловыми.
Белки в кадушки дубовые
подливают водички горячей.
«Неужели дед Забавушку прячет?» —
подумал детина наш милый.
– Тук, тук, тут птица не проходила?
Дед Мороз (а это был он) нимало был удивлён:
– Это ж ветром каким надуло
богатыря? Ай да что ли уснула
во дворе охрана моя?
Пойду, вспугну своего медведя`!
– Медведя` покорить, конечно бы, надо,
но зима на улице, и засада
в берлоге медвежьей особая —
не страшна вам дружина хоробрая!
Усмехнулся дед Мороз: – Верно чуешь,
с тобой, гляжу, не забалуешь.
Ну проходи, добрый витязь, омойся.
А в тёмну тайгу не суйся —
там баба Яга живая,
она таких, как ты, валит
целыми батальонами
со своими друзьями злобными.
– Так вот кто спёр царёву птицу! —
ни на шутку Добрыня гневится.
Но однако
разделся, помылся и в драку
ни поспешил пуститься,
а остался столоваться, мыться.
Отдыхал богатырь так неделю.
Вот брюхо уже наел он
почти такое же, как у Мороза.
Не выдержал дед: – Воевода,
не пора ль тебе в путь пуститься?
А то царь, поди, матерится.
Делать нечего, надо ехать.
Хорошо прибаутки брехать
за столом с веселящим пивом,
но не от хмеля воин красивый,
а от дел и подвигов ратных.
Взял Добрыня свой меч булатный,
надел кольчугу железну,
пришпорил кобылу верну
и в тёмны леса галопом!
Допылил бы он так до Европы,
да на избушку Яги наткнулся;
шпионом хитрым обернулся
и айда на разведку.
Но ворон уж карчет на ветке,
бабу Ягу призывая.
И появилась кривая,
будто выросла из под земли:
– Нос, касатик, подбери!
Тебе чего от бабушки надо?
– Я, бабуля, не ради награды,
а пекусь о спасении жизни:
Забаву Путятичну, видишь ли,
злая сила, кажись, прибрала.
Ты деву-птицу не видала,
чи сама её съела в обедню?
Хоть где косточки закопала, поведай!
А сам тычет в бабулечку палкой:
не Горыныч ли это? – Жалко
было бы съесть девицу,
чернавка самой сгодится! —
отвечает служивому ведьма. —
Слезай с коня и поведай,
в баньке моей помойся,
поешь, попей, успокойся.
Беспокойно стало служаке:
вспомнил с Ягусей драки —
последствия её гостеприимства.
– Не пора ли тебе жениться? —
вдруг ласковой стала Яга
и в избушку свою пошла. —
Щас покажу тебе девку,
краше нет! Та знает припевки
все, каки есть на свете,
и лик её дюже светел.
Вошла в избу, выходит девкой,
краше нет! И поёт припевки
все, каки есть на свете.
Никитич нарвал букетик
цветов, что росли возле дома,
и дарит девице (влюблённый).