Забава Путятична и змей Горыныч
Шрифт:
жизнь у нас тут без тебя довольно сложная.
Ты, Ильюшенька, на свете самый мощный!
А мы чё, мы хилы, яки тощи.
Нас сживает со свету Соловушка.
Защити, буйна твоя головушка!»
И поехал с Мурома Илья
Прям на свистуна Соловья.
Как доехал, так кричит
(тот на дубище храпит):
«Эй разбойничек, проказник да Соловушка,
мне нужна твоя буйна головушка!»
Выходил из леса Соловей,
говорил: «Хошь бей, а хошь не
сам ноздрищи как раздует,
крикнет, свистнет, ветром дунет!
И полетели дворы по задворкам,
покатились мужики за дальню горку.
Устоял один Ильюша Муромец,
лишь одёжу унесло, но он не курица —
меч в руках, идёт на разбойника
(ветер дуй на срамота). А мы покойника
ждём, сидим под горкой, поджидаем
и удары богатырские считаем:
раз удар, два удар, три удар —
у Ильи, несомненно, есть дар!
Ох устали мы сидеть под этой горкой.
Вдруг выходят мужики вслед за Егоркой.
Что же видят? Сами не поймут:
на полянке Соловей и Илья пьют.
Пьют не воду, не живую
и жуют не ананас,
а пьют горькую, родную,
поминают плохо нас:
«Мужики, мужики, мужичочки,
тощие, худые дурачочки,
ни ума, ни мяса на костях!»
Ну мы взяли вилы и на «ах»:
ни Ильи, ни Соловья на семена не оставили.
Так обоих по реке Оби и сплавили.
Вот как было то на самом деле.
И не слушайте, что вам другие пели.
Гой еси, гой еси,
ходят слухи по Руси.
Сердце на метелицу
На метелицу сердце не стелется:
на тёмные леса,
на белые волоса
да на грусть, печаль.
«Ты меня не встречай!
Кому борозда бороздится,
кому пшеница родится,
а я на пределе терпения —
нет силе моей применения:
нет супротивничка рьяного,
поединщика нет буяного
удалому молодцу,
не ходившему к венцу!»
Век на век, день на день.
«Бередень, бередень, бередень…» —
каркает с ветки ворона.
«Она долдонит —
надо мной надсмехается.
Или чёрт чумной изгаляется?»
* * *
Ай ты, старый мужик Будимирович,
дурак же ты, гриб корзинович!
Ты б не шлялся по лесу без совести,
глянь, колтуном уже волосы.
Когда на Руси тишь да гладь,
надо дома сидеть и ворон считать:
раз ворона, два ворона, три ворона…
А до коня вороного
как дотронешься,
так умом, богатырь, ты и тронешься.
Послание Добрыни
Не пугалась бы ты, Русь, добра молодца,
добра молодца Добрыни Никитича:
хоть и грозен взгляд, хоть и ус в вине,
хоть и посеку то, что не по мне,
но за плутов князей я не прятался
и на бабской доле не сватался,
да словами не грешил,
а на ворога спешил!
Эх, мать-перемать,
два раза не умирать,
а один раз помру так помру —
слава вечная мне к лицу!
Слава вечная,
человечная,
не во каменных плитах отлита,
а в сердцах смутным чувством разлита:
Не ври, не воруй,
враг пришёл – так воюй!
Подвиги Соловья Будимировича
– Что смотрите, други-недруги,
чего душу мою мозолите,
рты раззявили непотребные,
пошто коней своих холите?
Одевайтися, собирайтися —
поехали силушкою мериться,
боевым духом обмениваться,
челами биться, помирать ни про что!
«Да за что, Соловей Будимирович,
над нами ты так изгаляешься —
от силушки своей маешься.
Зачем умирать нам зря,
али сила тёмна пришла?»
– Да нет, не пришла. Просто негоже
воинам по пирам сидеть —
силу молодецкую пропивати.
Надо в поле чистое лететь —
удаль молодецкую тренировати!
Приужахнулись мужики, притихли,
что было в прошлый раз вспоминают:
Соловей Будимирович
зарубил пятьдесят ребят —
вот, чорт окаянный!
– Ой не мозоль мне душу, земля-мать!
Я хочу да требу воевать!
Токо где найти ту «рать на рать»?
Если все пьют горькую сидят.
«Будимирович да наш ты Соловей,
ты присядь, поешь, попей —
пир почёстный идёт!»
*
Эх дурной, дурной мужичий род:
Соловей присядет да поест, попьёт,
захмелеет, а захмелев, осмелеет
и без боя да поножовщины
передавит, перемнёт
весь великий Новгород!
А мы хвалу ему споем,
так как в Житомире живём.
Наш воевода
– Наш воевода самый красивый!
«А народ говорит: спесивый.»
– Нашему воеводе ничего не страшно: