Забавные рассказы про великомудрого и хитроумного Бирбала
Шрифт:
Пожалел Бирбал несчастную женщину. Он оставил ее во дворе, а сам пошел к узнику.
– Презренный Чандрадатт! Зачем ты скрыл свое имя! Говори правду: кто ты такой?
– Господин! – ответил преступник, а на глазах у него слезы. – Раз вам ведомо мое имя, то мне незачем скрывать свою тайну. Соблаговолите выслушать. Я житель Бенгалии, именитый купец. Злой рок преследовал меня, захирела моя торговля, дело пошло на убыль, словно день к вечеру, и наконец я совсем разорился. Тогда стал я скитаться по свету и недавно очутился в вашем городе. Раньше я не знал, что такое бедность, а нынче полной мерой изведал нищету. Все стараюсь
Чандрадатт говорил, а на глаза его то и дело слезы навертывались, горло перехватывало. Бирбал подал знак стражникам, и они сняли цепи с узника.
– Эх ты, горемыка! Твоя жена тоже здесь. Она-то и сказала мне, как тебя зовут. Если хочешь ее видеть, ступай во двор.
Вышел Чандрадатт во двор и нашел там свою жену – она горько рыдала. Увидела мужа, бедняжка, обрадовалась, стала Бирбала благодарить. Бирбал подумал про их нищету и вернул мужу деньги, которые тот хитростью выманил у падишаха. Бедняги, счастливые, ушли, прославляя падишаха.
Кто чего не может
Рассказывают, что однажды падишах сидел в дарбаре и долго занимался делами. Окончив работу, он захотел поговорить, позабавиться. Завел он с придворными разговор о всякой всячине. Кто сказал одно, кто – другое. Вдруг падишаху пришли на память стихи древнего поэта:
Кто не может быть мужем женщины?Что не может сгореть в жарком пламени?Никогда не исчезнет в глуби морей?Что, скажи, не подвластно времени?Спросил падишах у придворных ответа на эти вопросы, но где там, ни один не сумел ответить. Тогда падишах послал в диванхану за Бирбалом. Пришел Бирбал, и падишах прочитал ему стихи-загадку. Ну, мудрый Бирбал такие загадки шутя отгадывал. Он тотчас ответил:
Сын не может быть мужем матери,и не может сгореть вера в пламени,Не укроется слава в глуби морей,не стирается имя от времени.Падишах был очень доволен таким умным ответом и дал Бирбалу в награду дорогие украшения. Все вельможи так и смотрели в рот Бирбалу. Стали они славить его мудрость.
Капризное дитя
Собрались однажды в дарбаре все придворные, знать, богачи и сардары. Не было лишь Бирбала. Подождал немного падишах и послал за ним солдата. Бирбал сказал солдату: «Сейчас иду». Воротился солдат во дворец и передал слова Бирбала. Полчаса
– Бирбал! – строго заговорил падишах. – Сколько раз я посылал за тобой, а ты отвечал «Сейчас иду» и не шел. Что это значит?
– Владыка мира! Дитя плакало, и никак я не мог его успокоить, поэтому…
– Пустое болтаешь, – с досадой перебил его падишах. – Разве могло дитя так долго плакать? Дал бы ему, что оно просило, оно бы и утихло.
– Хуже нет, когда дети капризничают, – ответил Бирбал. – Видно, вам, хузур, еще не приходилось иметь дело с детьми, когда они заупрямятся.
– Ну кто тебе поверит, Бирбал? Будь я на твоем месте, мигом успокоил бы дитя, – стоял на своем падишах.
– Покровитель бедных! Раджа и народ то же самое, что отец и его дети. Уговоримся, что я – дитя, а вы – отец и меня успокаиваете. Если успокоите, значит, правда ваша.
– Ладно, – согласился падишах. – Ну, обрядись дитятей и плачь, а я стану тебя успокаивать.
Надел Бирбал платье, похожее на детское, сел на пол, скривил лицо и захныкал. Падишах подсел к нему, стал его гладить, ласкать, приговаривать:
– Дитя мое! Чего ты плачешь?
«Дитя» увидело около себя падишаха и пуще прежнего заплакало. Падишах, показывая, будто берет его на руки, стал ласково спрашивать:
– Сынок, ну чего ты плачешь? Вот, на сласти, ешь, еще дам, дам все, что захочешь, только замолчи.
Но «дитя» ничего не слушало. Досада разобрала падишаха: никак «дитя» не утихомирит. Бирбал и сам порядком устал, плакать больше не мог. Передохнул он немного и сказал плаксиво:
– Хочу сахарного тростника-а-а!
Падишах послал солдата за сахарным тростником. Тот принес охапку и положил перед Бирбалом.
– Ешь, детка, сколько хочешь! – попросил падишах.
– Не-ет, не-ет, вы сами давайте мне по стебельку, – канючил Бирбал.
Падишах выбрал самый хорошей стебель и вложил его в руку Бирбалу. Но «дитя» опять закапризничало.
– Этот плохой, – захныкал «ребенок», надув губы, и отшвырнул стебель.
Дал ему падишах другой стебель, а он и его бросил. И так много раз. Взял он наконец кусок стебля и снова в слезы.
– Сыночек, чего же ты теперь плачешь? Чего еще хочешь?
«Дитя» помолчало, а потом заныло:
– Не-ет, не-ет… сами очистите его и дай-те-е мне-е-е… Падишах взял нож, очистил стебель и вложил его в руку
«ребенку». Тот откусил кусочек, остальное бросил на пол и заплакал.
– Ну, что теперь? – спросил падишах.
– Куски большие, порежьте их, хочу маленькие!
Падишах тотчас порезал стебель на маленькие кусочки.
А Бирбал опять расплакался.
– Ну, а теперь, детка, о чем ты плачешь?
– Положите кусочки мне в карман.
Падишах и это сделал, а «ребенок» обождал немного и снова захныкал. Плачет, а сам кусочки сахарного тростника из кармана вынимает и по полу разбрасывает.