Забег на невидимые дистанции

Куприянова Марьяна

– Кажется, пронесло.

– Спускайся оттуда на хрен, – сипло просит мальчик, возвращаясь к потреблению кислорода.

Он пропотел, как при гриппе, хотя погода и близко не теплая. Ему хочется сбросить с себя куртку, сковывающую движения, как будто это как-то поможет поймать напарницу или заставить ее спуститься прямо сейчас, после проделанного пути. Теперь она уже достаточно высоко, чтобы при падении свернуть себе шею.

Девочка медленно и аккуратно распрямляется, чтобы принять положение существа прямоходящего и продолжить подъем. Ситуация забавляет ее тем, что щекочет нервы, происходящее кажется увлекательной игрой на выживание, в которой обязательно выиграешь. Первые несколько

секунд все идет хорошо, а потом раздается звук, с которым лопается гнилая древесина, и девочка взмахивает руками.

– НИНА!

Все происходит слишком стремительно, чтобы предпринять что-либо даже мысленно. Конструкция приходит в движение, словно нечто выбирается из-под обломков. Проваливается и уезжает вниз правая нога, пока девочка балансирует, перенося вес на нее одну, и в нескольких дюймах ниже ее встречает острый штырь, мгновение назад покоящийся гораздо глубже. Острие без усилий вспарывает подошву и под углом входит в ступню, словно по плотности она ничем не отличается от сыра. Нина вскрикивает не своим голосом, не имея возможности увидеть это, а потому не сразу осознав, что происходит с ее ногой под обломками, пытается отпрянуть, вырвать ужаленную металлом конечность. Но процесс необратим, и под собственным весом, усиленном резкими движениями, девочка глубже нанизывается на штырь, как кусок мяса в День Благодарения.

Травмированная часть тела погребена под завалом до колена и стиснута хламом, боль нестерпима (ни с чем прежним ее не сравнить), уголки глаз выбрызгивают слезы, словно автомобильные стеклоочистители, мутная пелена застит глаза. Пытаясь высвободить ногу из плена во что бы то ни стало, Нина ищет точку опоры и второй ногой наступает на все подряд, расшатывая нагромождение – оно щетинится досками и прутьями, как злобный дикобраз.

– Что случилось, что там?!

– Напоролась! – кричит она другу, который не видит главной причины ее крика. – Нога! Не могу-у!

Отто становится по-настоящему страшно, когда он слышит панику и готовность разреветься в голосе одноклассницы, чей характер подобного поведения, мягко говоря, не предусматривает. Лавина обломков приходит в движение и тянет Нину за собой, но в следующий момент вдруг выпускает заложника из тисков в результате внутреннего перемещения неоднородной массы. Отто замечает побагровевший кроссовок, бывший до этого разве что серым от строительной пыли, и его прошибает холодный пот. Он мечется у подножия, предугадывая, с какой стороны вероятнее всего Нина достигнет пола, но девочка пляшет на движущихся обломках, как таракан на раскаленной сковородке, и все время меняет траекторию. Ровно до момента, когда изогнутая буквой L чугунная труба, на короткий край которой она в панике прыгает, взлетает вверх противоположным концом и нокаутирует девочку в лоб.

Тихий металлический звон как будто все еще отзывался от стен, когда Нина рухнула на спину, слегка отброшенная ударом. Пару мгновений спустя завершил свою процессию оползень из кирпича, бетонных блоков, битого стекла, гнилых досок, кусков металла и другой мелочи. Отто действовал быстро, как никогда ясно понимая, что каждая секунда на счету, и сейчас все зависит от его способности взять себя в руки.

Ящерицей он вскарабкался на насыпь, ставшую более пологой, но не менее опасной, оттащил тело вниз, приподняв за подмышки, и усадил спиной к стене. Нина в себя не приходила, но он этого и не ждал. Ее голова бессильно свесилась на грудь, предоставив возможность как следует разглядеть красный отпечаток и набухающую выпуклость будущей гематомы. Скорее всего, от такого удара будет легкое сотрясение, а вот размер отверстия в обуви не успокаивал, особенно на фоне размеров самой ступни.

Не горя желанием снимать

кроссовок, Отто все же заставил себя сдернуть его не глядя, а после резко посмотреть, что бы там ни было. Много крови. Темные сгустки выглядят как жгутики из подгоревших эритроцитов. Мальчик отшвырнул хлюпающую обувь, сквозь прорехи в которой, казалось, можно бросать пятицентовики, и бросился к рюкзаку, внутри которого, спасибо маме, дожидалась своего часа бутылка с водой. Стянув прилипший к ступне полосатый носок, превратившийся в череду красных и темно-бурых линий, Отто вылил все без остатка, не прикасаясь к ране, но засомневался, верно ли поступает, – кровь ленивыми толчками выходила из насквозь пробитой ближе к пальцам ступни, смешиваясь с водой, а лицо девочки бледнело на глазах. Впору пришлась бы стерильная затычка, а лучше две, и резиновый бинт. Нужно остановить ее, но как? Что сделал бы папа?

На полу разрасталась багровая лужица, глянцевая, словно горячая глазурь для торта, еще немного, и схватится на свежем воздухе, потемнеет, станет более матовой. Выглядело это крайне нереалистично, хоть и являлось реальностью, с которой нужно было разобраться. Что сделал бы папа, осталось под вопросом, зато герои в любимых боевиках всегда поступали одинаково, а мальчик вместе со своей подругой пересмотрел их немереное количество.

Отто схватился за болтающийся перед глазами эглет и выдернул из капюшона черную тесьму с белой надписью YOU CAN EVERYTHIG, благодаря эластичности которой мог затянуть куртку на лице, как настоящий полярник, чтобы видимым остался только небольшой кружок. Игнорируя продолжающее кровоточить отверстие, мальчик потуже перетянул низ щиколотки и завязал тройной узел. Белая надпись зловеще покраснела. Теперь все зависело только от скорости, и надо признаться, Отто еще никогда не бегал так быстро, даже в школе, соревнуясь с мальчиком, которого терпеть не может (звали его Алан).

Лишь третий прохожий воспринял всерьез путаную историю взволнованного школьника, который все время срывался на крик, смех или слезы, и вызвал медиков. Мальчик плакал от бессилия, показывая испачканные красным руки в доказательство своих слов, а если ему не верили, хмурясь, вдруг начинал смеяться, вызывая еще больше подозрений. Нину увезли очень быстро, забрав с собою и рюкзак девочки, в котором лежало орудие взлома. Никто не посчитал нужным отчитаться какому-то мальчугану, что мешался под ногами, выглядывая, не придет ли в себя девочка на носилках. Поехать с нею ему не предложили, но Отто увидел главное – ей поменяли жгут и начали обрабатывать рану, а затем дверцы захлопнулись.

Мальчик шагал быстро и нервно. По пути домой его согнуло и вытошнило от напряжения. Съеденные на ланч яичница и тосты с джемом, впрочем, как и яблочный сок с утренними оладьями, оказались на земле в состоянии полупереваренной зловонной каши. В носоглотке щипало от желудочного сока, в ноздрях застряли кусочки еды. Он отдал бы сейчас что угодно за бутылку воды, чтобы ополоснуть лицо, промыть рот и нос от горечи, попить, наконец. Но единственную бутылку воды, что у него имелась, он израсходовал не на себя, и теперь не знал, помогло ли это или навредило.

Стыдно было зайти в магазин в таком состоянии, поэтому мальчик решил потерпеть, подсознательно выстраивая свой маршрут так, чтобы избегать продуктовых, а заодно и соблазна их посетить. Мысль о том, что подруга может умереть, а он даже не узнает, приводила в такое оцепенение, что он не мог двигаться и на время останавливался, опираясь руками о столб или забор, чем еще сильнее удлинял свой путь. В такие моменты Отто забывал о собственных неудобствах в виде грязных рук, взбесившегося от стресса кишечника и последствий рвоты, ведь Нине сейчас гораздо хуже.