Забег на невидимые дистанции
Шрифт:
Теперь она могла сесть с братом за одну парту, что и делала на каждом занятии, и в столовой они тоже садились вместе, иногда даже общались о чем-нибудь. Несмотря на взаимную обиду, Отто не сопротивлялся, а Ханна делала вид, что ей все равно, и ничего особенного не происходит. Внутренне она радовалась и ощущала странное спокойствие рядом с братом (в отсутствие Нины), а Отто в ее компании приходил к выводу, что у них с сестрой очень противоречивые взаимоотношения, но зато честные и искренние, и возможно, когда-нибудь время все это исправит.
Бывало, наблюдение за сестрой (как она ест, не глядя на него, или как достает из рюкзака учебники, задумавшись о чем-то) вызывало в нем странное тихое умиление, но высказать его означало лишить эту эмоцию правды. Мальчик знал, что все-таки любит сестру, очень вредную, очень ревнивую и жадную сестру с характером стервы начиная с малых лет, от этой мысли ему становилось тепло и появлялась надежда, что их вражда – временное явление, что когда-то они будут вспоминать об этом и смеяться…
На следующий же день после происшествия на стройке учеников оставили после уроков, собрали в общем зале на втором этаже и провели серьезную воспитательную беседу на тему посещения заброшенных и безлюдных местностей и проникновений на закрытые территории. Описание уголовной ответственности и очевидной опасности подобных поступков для здоровья и жизни должны были, по убеждению директора, напугать учеников, образумить их, обозначить риски и чреватость, но на деле возымели непредсказуемый эффект: многие стали завидовать Нине и мечтать оказаться на ее месте. Мероприятия дисциплинарно-воспитательного характера лишь подогрели всеобщий интерес к ее личности и сформировали в инфополе школы вполне определенный образ бесстрашной хулиганки, которая в девять лет уже нарушает законы штата, и жизнь ее полна рискованных авантюр и приключений, за которые расплачиваются, к слову, родители (деньгами и репутацией), но это уже мелочи.
Но это было еще не все. Несколько дней спустя педагогический совет школы пригласил специалистов – врача, спасателя и офицера полиции, чтобы они поведали ученикам, как поступать в различных экстренных ситуациях, и показали, как оказывать пострадавшему первую медицинскую помощь. На удивление, школьники всех классов на протяжение нескольких часов слушали очень внимательно и задавали много уточняющих вопросов, моделировали ситуации, прося совета, как в них лучше действовать (учителям оставалось надеяться, что хотя бы часть этих ситуаций позаимствована из фантазии, а не из личного опыта), так что польза такого собрания не нуждалась в доказательствах (хотя была одна девочка, которая бы и с этим поспорила).
Используя заинтересованность детей на почве конкретной ситуации, что стала причиной их появления здесь, специалисты сначала разобрали происшествие с профессиональной точки зрения, затем вложили в юные открытые умы множество полезных знаний. Разумеется, всякий раз подчеркивалось (довольно нейтрально), что не стоит поступать, как Нина, но если беда случилась, а от этого никто не застрахован, нужно точно знать, что делать, чтобы все обошлось наименьшими жертвами. И нельзя идти на риски, если ты не подготовлен расхлебывать последствия.
Медик попросил Отто рассказать, как он поступил, когда увидел, что Нина потеряла сознание, и мальчик с готовностью ответил. Его действия похвалили, назвав почти единственно верными при отсутствии каких-либо дезинфицирующих средств, и так далее. Отто очень гордился тем, как все сложилось, но начинал уставать от всеобщего внимания: до поры до времени оно концентрировалось на нем как на единственном свидетеле. История обошла даже старшие классы, и некоторые ученики (скажем прямо – многие), ранее не подозревавшие о существовании «этой Нины», теперь интересовались и хотели посмотреть на нее.
Находясь на лечении, Нина даже не подозревала, что происходит в школе и как случившееся с нею всколыхнуло учеников (да и учителей тоже). Если бы девочка знала о назревающем цунами, который рос на горизонте без ее ведома и согласия, она бы захотела все это прекратить, а еще лучше – предотвратить, запретить Отто приносить в школу ее кроссовок и что-либо рассказывать, а родителей попросить придумать историю про грипп или кишечную инфекцию, словом, оставить происшествие в тайне.
Ни о чем не переживая, Нина постепенно выздоравливала, играя в коридорах больничного отделения с детьми из соседних палат, у каждого из которых тоже была какая-нибудь травма, но это уже не имело значения. Своими историями они поделились в первый же день, после демонстрации повреждений и выяснения, у кого они круче (то есть тяжелее). Но это соревнование быстро наскучило, и теперь дети проводили время вместе: носились по этажу, воровали леденцы на стойке регистратуры, стучали в другие палаты и убегали, играли в монетку, катались по коридору на кресле с колесиками, если удавалось его умыкнуть. Скучно им не было, развлечения находились сами собой, они ждали их на каждом шагу.
Первое время, когда Нину приходили перебинтовывать, ее забавляло приподнимать ногу и смотреть на что-нибудь через отверстие в ступне. Своеобразный бинокль отвлекал ее от боли и веселил всех в палате, медсестра делала вид, что злится, но на самом деле подавляла улыбку. Ежедневный ритуал девочки задерживал ее, но она не находила в себе сил запретить этому непосредственному ребенку радоваться – пусть даже столь странной вещи, как пробитая ступня (к слову, не каждый ребенок может такому радоваться). К тому же, это развлечение не могло длиться вечно. К сожалению девочки, рана быстро затягивалась благодаря применению биоклея, антибиотиков, а затем и хирургических швов. Отверстие становилось уже и уже, вызывая чудовищный зуд (потому что заживает, —говорила медсестра), потом и вовсе стянулось, а мальчик с разбитым виском сказал, что след после снятия шва похож на куриную задницу без перьев, за что Нина пообещала разбить ему и второй висок.
Тут-то девочка и начала ходить, и даже бегать, вопреки предписаниям лечащего врача. В частности из-за активности неугомонной пациентки рана, что должна была равномерно зажить в состоянии покоя, вместо этого растягивалась и кровоточила множество раз. Поэтому к концу лечения у девочки остался бугристый рубец, похожий на неровный клевер, как будто ей на ногу накапали воска – оттенком чуть более светлого, чем кожа, – и рука со свечой тряслась.
Девятилетнего ребенка в действительности мало волновала форма шрама на ноге (сравнение с куриной жопой было обидным, но быстро забылось), ей хотелось поскорее покинуть госпиталь и вернуться к обыденной жизни. Она ужасно соскучилась по родителям и даже по школе. Однако в глубине души Нина решила никому не показывать ступню без жесткой необходимости и в целом поскорее забыть эту неприятную историю.
В день выписки Нина услышала разговор врача с родителями. Он предупреждал, что ногу лучше не травмировать повторно и приложить к этому все усилия, а также время от времени ступня может неприятно ныть, на погодные изменения или если перетрудить ее, например, слишком много бегать, а также, из-за повреждений некоторых связок, возможны судороги. Озвучивая неизбежные последствия полученной травмы, доктор краем глаза наблюдал, как Нина бегает по этажу вприпрыжку, прощаясь со всеми, с кем успела здесь подружиться, и обреченно вздыхал (такую же обреченность он заметил и во взгляде матери девочки). Вряд ли с таким гиперактивным ребенком его инструктаж имеет шансы оказаться полезным, а предписания – соблюденными.
Один пункт он забыл обозначить, а может, и вовсе о нем не знал, – звон в ушах и боли в переносице, которые постигнут девочку лишь через полгода как пожизненное последствие столкновения головы с железной трубой на большой скорости. Но все это потом, а сейчас персонал третьего этажа госпиталя святой Марии мысленно прощался с главной забиякой и уже начинал скучать по ее вездесущему «стеклянному» смеху.
Накануне первого учебного дня после инцидента Нину беспокоило только освобождение от физкультуры на два месяца (с вероятностью продления этого срока, если так сочтет хирург). Если бы ей намекнули, что все этим кончится, она бы точно не полезла на ту кучу хлама. Что же теперь она будет делать? Играть с кем-нибудь в шахматы? Сидеть и смотреть, как другие дети, счастливчики со здоровыми ногами, бегают, прыгают и играют в волейбол? И так два месяца?! Это будет пытка даже похлеще дополнительных по математике, которые обязан посещать Отто (она слышала об этом от своих родителей).