Забирая дыхание
Шрифт:
Десять дней они мерились силами, ведя борьбу, которая могла принести победителю богатство, а проигравшему, возможно, инфаркт, и в конце концов Матиасу удалось продвинуть условия доктора Герсфельда. Продажа была идеальная. Все остальное могли довести до конца Виола и Гернот, он свою работу сделал.
В субботу около восьми вечера он позвонил Алексу.
— Нет желания поужинать со мной?
Пауза была почти оскорбительной, наконец тот ответил:
— Мне все равно. Жрать очень хочется.
— О’кей, я заеду за тобой. Скажем так, через
— Через двадцать минут.
— Хорошо, через двадцать минут.
Матиас отключился. Он был раздражен, но такой уж человек Алекс, и таким он был всегда. Он никогда и ничего не признавал безоговорочно, без комментариев, ему непременно нужно было хоть что-то изменить. Он хотел играть первую скрипку, и все должно быть так, как хочет он. Даже если речь идет о таком пустяке, как встретятся они через пятнадцать минут или через двадцать.
Матиас вздохнул и позвонил в ресторан «Раутманнс», чтобы заказать столик.
Ровно через двадцать минут он, не выключая двигатель, ожидал перед домом. И все было так, как он и предвидел: он стоял здесь как дурак, а Алекса, конечно, не было. Через пять минут Матиас подумал, не стоит ли ему просто поужинать одному, через семь минут эта мысль пришла ему в голову второй раз, но когда через десять минут он включил передачу, чтобы уехать, Алекс, хромая, показался из дома. Он широко улыбался, и вид у него был странный. Видимо, виноват зубной врач: это была не та улыбка, что прежде, когда ему еще не выбили зубы.
— Привет, — сказал Алекс и упал на сиденье рядом с ним. — Чуть-чуть задержался. Как раз когда я собрался выходить, мне позвонили.
— Знаю. Так всегда бывает. — Матиас не смог скрыть сарказма.
— Ты предложил поужинать вместе, чтобы сорвать на мне свое плохое настроение? Тогда лучше не надо.
— Да ладно, извини.
Алекс глубоко вздохнул и посмотрел на него. Оценивающим, исполненным критики взглядом. «Ты просто сраная мелочная душонка, жлоб, жалкий педант, — говорил его взгляд. — И в своей возне с мальчиками ты такой же мелочный, и это — на всю жизнь».
Несколько минут они молчали, потом Матиас спросил:
— Ну и как твои дела?
— Да так, ничего.
— Как нога?
— Ничего, постепенно становится лучше. Я только пока не могу ее по-настоящему нагружать.
— А зубы?
— Уже не болят.
— Ты уже выглядишь почти как человек.
— Спасибо.
Матиас сразу нашел место на стоянке всего лишь за несколько шагов до входа в ресторан и воспринял это как добрую примету: возможно, вечер с Алексом пройдет вполне терпимо. Когда они сделали заказ, Матиас немножко расслабился.
— Ты больше не видел типов, которые тебя избили?
Алекс покачал головой:
— Что за идиотский вопрос? Ты думаешь, они снова подстерегут меня, чтобы спросить о моем дражайшем здоровье? Они ведь не знают, где я живу, и мой номер телефона!
— Похоже, они действительно не охотились за тобой. Это чистая случайность, что ты им попался. Тебе просто не повезло.
— Так оно и есть.
Алексу очень хотелось рассказать отцу, что это за нападение было на самом деле, — он чуть не сходил с ума от страха и не мог ни с кем об этом поговорить. Но его отец был гомосексуальной размазней, и он скорее дал бы отрезать себе язык, чем рассказал ему о своих проблемах.
Лейла каждый день засып'aла его сообщениями, умоляя о встрече. Она хотела объяснить все, но Алекс упорно ее игнорировал. Если эта дура не сотрет свои сообщения и ее мобильный попадет в руки отца, он опять будет виноват. И тогда, конечно, уже не отделается парой сломанных костей. От отца Лейлы можно многого ожидать, он не будет раздавать обещания, а просто убьет его.
Но позавчера сообщения внезапно прекратились. В последнем, которое он получил в четверг утром, Лейла написала: «Ты мне очень-очень нужен», а после от нее ничего не приходило.
Алекс не представлял, в чем там дело, да у него и желания не было ломать голову над тем, что произошло с Лейлой. Если она больше не будет писать, его это тоже устроит.
— Сколько ты еще будешь на больничном?
— До понедельника.
— А надо бы еще недели две, не меньше.
Алекс ухмыльнулся:
— Нет, в понедельник я пойду на работу.
— Ты что, с ума сошел? С какой стати? Ты же еле ползаешь! Как ты собираешься по двенадцать часов стоять у плиты и таскать тяжеленные кастрюли?
— Мне не нравится, что мои приятели должны выполнять работу за меня. Ноты этого не поймешь и никогда не понимал, потому что всегда интересовался только собой, так что лучше оставь это.
— Но ты просто гробишь себя!
— Ну и что?
Матиас чувствовал себя глубоко несчастным. В его семье все шло не так, как надо. Никто не знал, что будет дальше с его матерью, и Алекс последовательно разрушал свое здоровье. Уже несколько лет он вкалывал в ресторанах первоклассных гостиниц, и везде была одна и та же песня. Ни одного дня он не работал меньше двенадцати часов, двойные смены были в порядке вещей, и все это за такую зарплату, что лишь бы не сдохнуть с голоду, а сверхурочные часы вообще не оплачивались. Как Матиас ни пытался убедить сына перейти на другую работу, тот не соглашался. Подали закуску, и это стало хорошей возможностью сменить тему.
— Ты уже был у бабушки?
— Не-а. Но может быть, завтра сбегаю. Ей лучше?
— Он уже не живет, Алекс. Она существует, как растение. Это ужасно. Возможно, она тебя узн'aет, а может, и нет. В любом случае ты этого не поймешь.
Алекс молча ковырялся вилкой в закуске. В его глазах стояли слезы.
«Он такой чувствительный, — подумал Матиас, — и тратит свою жизнь на работу среди этих примитивных поваров».
У него разрывалось сердце, когда он смотрел на сына. На его правой щеке и под глазом кожа была голубовато-красной, но это бросалось в глаза, только если присматриваешься или знаешь, что произошло.