Заблудшая душа
Шрифт:
Вероника не стала отвечать на его вопрос. С невероятной тоской она взирала на ненавистный – она ненавидела его всеми фибрами души – снимок: шикарная гостиная их новой питерской квартиры. В камине горят березовые поленья (это в июле-то месяце!), по одну сторону камина, прямо на полу, сидя на шелковом, ручной работы ковре, поджав под себя ноги, расположилась Паша. На ней черные обтягивающие брючки и ярко-розовая, с короткими рукавами футболка. Ее соломенного цвета волосы небрежно падают на плечи; точно такого же василькового, как у Вероники, цвета глаза смотрят лукаво и будто бы дразняще; уголки губ чуть приподняты в улыбке… Возле Паши, задрав кверху морду, сидит угольно-черный Снежок, а справа, по другую сторону камина, привалившись к стене, стоит она, Вероника.
Господи! Как же она не хотела тогда фотографироваться! Как чувствовала, что эта затея непременно обернется для нее чем-то ужасным… Это уже не говоря о реакции ее тогдашних одноклассников, которую непременно вызовет появление ее снимка на страницах популярного журнала, да еще в обществе знаменитой мамочки! Но ведь Паша если вобьет себе что-то в голову, по трупам пойдет, а своего добьется. Вероника помнила, как она вначале со слезами на глазах – самыми настоящими слезами! – уговаривала ее: «Лавочка, милая, ну что тебе стоит?! Это же совсем не больно! Мне так хочется, чтобы все увидели, какие мы с тобой обе красавицы!» А когда слезы не подействовали, Паша, резко сменив тактику, заявила: «Твое дело, не хочешь, не снимайся, но учти, я тебе этого никогда не прощу!»
Но на Вероникино решение не повлияли угрозы, не повлияли на него и уговоры фотографа и гримера, которые, казалось, пустили в ход все свое обаяние и красноречие. Просто в какой-то момент ей вдруг стало жутко неловко: трое взрослых, очень занятых людей чуть ли не на коленях перед ней ползают… Как, должно быть, отвратительно это выглядит со стороны! В эту секунду Вероника прониклась к себе такой жгучей ненавистью! Такой омерзительной дрянью показалась она сама себе, что к горлу даже тошнота подступила. Ведь и Паша, и гример, и фотограф наверняка думают, что ей доставляет удовольствие чувствовать себя в центре внимания, что она потому и кочевряжится, строит из себя непонятно кого, чтобы продлить свое сомнительное удовольствие, а сама-то втайне наверняка завидует славе матери, завидует и злится… Нет чтобы греться и нежиться в лучах ее славы и воспользоваться с благодарностью таким шансом, о котором любая девчонка мечтает, эта пигалица, которая собой-то пока еще ничего не представляет, решила поизмываться над матерью, нервы ей потрепать… Но это было не так! Вероника просто хотела избежать последствий, не хотела лишний раз давать повод для ненависти и злословия. Ее и так все в классе презирали, считали «звездной» девочкой, которой открыты все пути на том лишь основании, что она дочь Прасковьи Крик. И когда Вероника, махнув рукой, рухнула в кресло, в котором пять минут назад гримировали Пашу, она мечтала лишь об одном: только бы эта пытка поскорей закончилась.
– «Известная актриса Прасковья Крик дала согласие на участие в съемках нового телесериала…» – вслух прочитала Каркуша подпись под другой уже фотографией.
На этом снимке Паша стояла в обнимку с каким-то неизвестным Кате молодым режиссером, открыто демонстрируя многочисленным поклонникам свою «голливудскую» улыбку.
– Ну что, вспомнила? – наморщил лоб Артем и, глядя на сестру, принялся перечислять сериалы, в которых снималась Вероникина мама: – «Свободная тема», «За гранью понимания», «Любовь красивой женщины», «Любовь красивой женщины – 2», «Месть красивой женщины», да куча еще, сейчас просто не могу вспомнить… Неужели не видела никогда?
Каркуша отвела в сторону руку с журналом и почти вплотную приблизилась к Веронике, которая все еще продолжала сидеть за ее письменным столом.
– Нейрохирург, значит? Ну-ну… Операции на сосудах головного мозга делает? Людям спасает жизни, да? – Все это было произнесено тихо, но с таким нажимом, что невольно Вероника отпрянула назад.
– Ты чего, Катька? – опешил Артем и, поскольку их гостья оказалась дочерью знаменитости, решил за нее заступиться: – Чего ты на человека наезжаешь? Совсем крышу снесло, да? Иди проспись!
Воспользовавшись возникшей паузой, Вероника вскочила со стула – да так резко, что тот с грохотом свалился на пол, – и кинулась вон из комнаты. В прихожей она сунула ноги в ботинки, сдернула с вешалки куртку и, распахнув дверь, выскочила на лестничную площадку.
– А где Вероника? – спросил Кирилл, переводя встревоженный взгляд с Артема на Каркушу. Услышав в прихожей какой-то шум, он выглянул из кухни как раз в тот момент, когда за Вероникой захлопнулась дверь. – Куда вы ее дели?
– Сама убежала, – дернула плечом Каркуша. – Нечего было врать.
Ни слова не сказав, Кирилл рванул в прихожую. Спустя несколько секунд брат и сестра услышали, как снова хлопнула входная дверь.
– Чего это с ними? – Артем казался совершенно сбитым с толку.
Вообще-то он никогда особой сообразительностью и быстротой реакции не отличался.
– С ним что, я не знаю, – глядя в окно, процедила Каркуша. – А вот ей, должно быть, стыдно стало.
– Стыдно? – Артем по-прежнему ничего не понимал. – Ты чего ни с того ни с сего на девчонку напала?
– Она мне соврала, – тоном палача изрекла Каркуша. – Сказала, что ее мать работает нейрохирургом.
– Дура ты, Катька! – с чувством выдохнул Артем. – Какая разница, что там она тебе сказала! Такими знакомствами надо дорожить! Я на днях прочитал, что Прасковья Крик снялась в голливудской картине… Ты хоть понимаешь, что это значит? Да ни черта ты не понимаешь! Одного слова матушки твоей подруги достаточно было бы, чтоб меня взяли в сериал! Я, конечно, не претендую сразу на Голливуд, но и в отечественный сериал не так-то просто пробиться. В наше время связи решают все! Хоть это ты понимаешь?
Но Каркуша не слушала его. Взгляд ее застилали слезы. Почему Вероника ее обманула? Как она могла плюнуть ей в душу, за что? Зачем ей понадобилась эта глупая ложь? В конце концов, Вероника могла бы сказать, что не хочет говорить, кем работает ее мама. Каркуша бы не стала настаивать. Это было бы в сто раз честней и благородней… Но наплести с три короба, и ради чего? Почему-то сейчас Каркуша чувствовала себя оскорбленной до глубины души. Возможно, обида воспринималась ею так остро еще и оттого, что сама Катя просто органически не переваривала ложь и никогда, вернее, почти никогда к ней не прибегала. Слова «вранье» и «предательство» являлись в понимании Каркуши синонимами.
10
Кирилл догнал Веронику, когда та уже готова была запрыгнуть на подножку автобуса, и только громкий, полный отчаяния крик заставил девушку остановиться.
– Куда ты собралась? – Кирилл схватил ее за руку.
– Пусти! – потребовала Вероника, почувствовав в запястье острую боль.
Кирилл разжал пальцы.
– Что там у вас случилось? Ты так резко убежала… А с этими, – он кивнул головой в сторону оставшегося у них за спиной дома Кати и Артема, – бесполезно разговаривать. Вы что, поссорились?