Заболотный
Шрифт:
— А почему же эпидемия в конце концов все-таки возникает? Нужен же какой-то толчок.
— Ты так меня спрашиваешь, будто я господь бог, который заранее знает все, а не отставной лекарь Бендерского полка. Это, брат, нам еще надо выяснить. Но как рабочую гипотезу эти мысли, мне кажется, можно принять. Ведь совершенно точно, по-моему, отмечено уже немало случаев заражения людей в этих степях от тарбаганов.
— Но ведь, по-моему, вы сами говорили, что пока не зарегистрировано ни одного бесспорного случая, чтобы тарбаган был действительно болен чумой. Может, симптомы
— Ты прав, хлопче. К сожалению, прав, — вздохнул Заболотный. — Да, ни Решетников, ни Белявский не поймали ни одного чумного тарбагана. А «не пойманный — не вор».
Он озорно посмотрел на меня, подмигнул и добавил:
— Ну что же? Попробуем мы поймать. Верно? Рано утром Даниил Кириллович объявил Бимбаеву, что мы задержимся на один день в этом аиле и просим местных охотников помочь нам поймать нескольких тарбаганов. Бимбаев удивился.
— Надо подождать, они еще не отъелись как следует. Вот через месяц, тогда шибко жирные будут, вкусные!
Но, узнав, что тарбаганы нужны нам не для еды, а для науки, немедленно отправился по аулу скликать охотников.
Странное это было зрелище, когда охотничий отряд вышел через полчаса в степь. Тут были и старики и совсем мальчишки. Кто с винтовкой, кто со стареньким кремневым ружьем, а кто и с луком или даже просто с волосяной петлей, привязанной к длинной палке.
Два монгола пришли вообще без всякого оружия, но зато тащили зачем-то с собой черную лохматую шкуру сарлыка — монгольского яка.
— Это еще зачем? — удивился Даниил Кириллович.
— Тарбагана ловить, — пожав плечами, загадочно ответил один из охотников.
Заинтригованные, мы с Заболотным отправились вслед за этой парой. Завидев нашу процессию, тарбаганы прятались в норы. Тогда охотники встали на четвереньки, набросили на себя громадную шкуру и медленно двинулись вперед.
Мы легли в траву на вершине небольшого холмика, наблюдая за охотниками в бинокль. Вот из одной норы высунулась любопытная усатая мордочка, потом из другой, из третьей… Забыв всякий страх, любопытные сурки вылезали из нор, чтобы получше рассмотреть непонятного черного зверя, так смешно ползущего по степи.
Загремели выстрелы. Только одному тарбагану удалось юркнуть в подземное убежище. Увидев это, охотник зацокал языком:
— Ай, ушел, жалко!
— Да он же ранен, далеко не уйдет, — утешал его Заболотный.
— Вытащим из норы, — предложил я, засучивая рукава.
Охотник остановил меня.
— Шайтан его вытащит. Знаешь, как у нас говорят? Если тарбагана убить наповал — хорошо. Если улезет со стрелой в нору — худо. Он там под землей в читкура, злого духа, оборачивается. Знаешь? Десять человек его не вытащат. А вытащат — смерть найдут.
Я махнул рукой и засмеялся.
— Вот вам и еще легенда, Даниил Кириллович. Теперь о тарбагане-оборотне.
— Но обратите внимание, что все они в общем-то клонят к одному: что болезнь могут хранить под землей. Кто? Тарбаганы? — серьезно ответил мне Заболотный. — Вряд ли это случайно.
К обеду возле нашей походной лаборатории лежала целая груда убитых
Но ни один тарбаган не прятал в себе чумных микробов. Все они были совершенно здоровы.
Наутро, отблагодарив охотников подарками, мы двинулись дальше. И уже в первом же попутном аиле снова услышали рассказы о повальной болезни, которая свирепствовала в позапрошлом году в этих местах. Она началась массовым падежом тарбаганов, а потом перекинулась на людей и унесла тридцать жителей. Тогда местный духовный глава — геген — наложил запрет на охоту за тарбаганами. Кто нарушит его, у того отбирали седло и лошадь — самое дорогое и необходимое для каждого кочевника.
— Не могут же заблуждаться столько людей, — сказал мне Заболотный. — Давайте попробуем здесь поохотиться.
Несмотря на долгие уговоры, местные жители отказались помогать нам ловить тарбаганов. Видимо, запрет гегена еще оставался в силе или слишком памятно было пережитое несчастье.
Мы покинули аил и, отъехав от него на порядочное расстояние, чтобы не слышно было выстрелов, начали охотиться за сурками сами. Стрелки мы были, конечно, неважные. Но все-таки пяток тарбаганов удалось добыть. Все они оказались совершенно здоровы.
— Да-с, «не пойманный — не вор», — вздохнул Заболотный.
Надо было спешить. Ведь где-то в долине Вейчана нас ждали люди, которые вот сейчас, пока мы гоняемся за тарбаганами по степи, гибнут в муках.
ПРЕДАТЕЛЬСКАЯ ЦАРАПИНА
Чтобы наверстать время, мы теперь проезжали по сто пятьдесят — сто восемьдесят километров в день, к вечеру буквально вываливаясь из седла от страшной усталости.
Все суше и однообразнее становилась степь. Ветер гнал над растрескавшейся землей серые тучи пыли. Скрипела галька под копытами лошадей. Караванную тропу отмечали белые кости павших верблюдов, черные пятна гари на месте бывших становий да кучки камней с воткнутыми в них шестами. Это были обо — жертвенники духам степей и бесконечных дорог. В щели между камнями полагалось класть приношения: кусочки сыра и масла, медные монетки. Лукавый Бимбаев, стыдливо косясь на нас, аккуратно выполнял этот обряд. К каждому шесту были привязаны бумажные ленты, пряди конского волоса и выгоревшие лоскутки материи. Их мотал, трепал степной ветер…
Только на двенадцатый день пути вдали чуть заметной серой цепочкой на фоне почти такого же серого неба возникли горы. Они постепенно приближаются, вырастают все выше. И вот повеселевшие кони уже въезжают в широкое Калганское ущелье. На нас повеяло забытой прохладой от шумящего где-то за поворотом горного ручья. А вот и он сам весело бежит по камням, разбрасывая пену. А за ним желтеют поля, которых мы не видели уже, кажется, целую вечность, зеленые деревья, огороды.
При выезде из ущелья дорогу нам преградила серая приземистая стена, построенная, видимо, очень давно. Она словно вросла в землю. Местами зубцы ее отвалились, на гребне стены успели вырасти раскидистые деревья.