Заброшенный сад Персефоны
Шрифт:
– Потому они уехали подальше от побережья и навсегда поселились в заповеднике? Но закаты и землетрясения – везде.
– Да, конечно. Тут еще одно… Тогда люди думали, что Кэй приносит несчастья, боялись ее. И теперь боятся. Потому мне трудно все с этим связанное объяснять. Да и не хочется, если честно.
– Извини, Миша! Намекни, если с души воротить начнет, или пропусти совсем.
– Да ничего. Остров у нас хоть и крупный, но как бы маленький: память о событиях здесь консервируется на века. К сожалению, тень прошлого накрывает потомков. И мои родители ушли в заповедник по тем же причинам. И я присматриваю за отелем, который стоит на отшибе…
– Возможно,
Миша грустно улыбнулся.
– Не станет. В некотором смысле мы, островитяне, похожи на колонистов «Дилоса». Только если там они были в плену Венеры, то здесь мы цепляемся друг за друга. Общей памятью, общими предками, нашей уникальной природой, легендами держит нас остров. И каждый покинувший его стремится вернуться. Скорее всего, поэтому среди колонистов «Дилоса» большинство и составляли выходцы из островных поселений.
– Правда?
– Я в дневниках прочел, но можно проверить и по спискам. Мне кажется, что так и есть на самом деле. Островитяне наверняка быстрее адаптируются к жизни в небольших общинах.
– Вряд ли все так уж просто… – начал было Виктор, но затем решил не спорить, а просто сделал себе пометку на досуге обдумать плюсы и минусы подобного способа подбора экипажа.
Пожалуй, не исключено, что предыдущее место жительства имело большое значение. Коль скоро колония чем-то сродни отделенному от большой земли острову, то и колонисты меньше будут стремиться ее покинуть.
Михаил спохватился, что надолго отвлекся от дороги, и взялся за руль, но автоматика уже давно перехватила управление. Пикап успел самостоятельно съехать на боковую полосу и повернуть направо.
– Вот, почти прибыли, – констатировал Миша, указывая рукой на терминал аэропорта. – К межконтинентальным линиям тебя, да? Сейчас.
Он коснулся значка на проснувшемся экранчике – стрелочки с пиктограммой лайнера. Пикап выждал, пропустив два кара, и уверенно направился по дороге к прозрачному цилиндру терминала межконтинентальных сообщений. Через пару минут «Сильверадо» затормозил у входа.
– Вот мы и на месте. У тебя еще уйма времени до вылета. Не будешь скучать? – спросил Михаил, взглянув на часы.
– Ничего, я посижу, кофейку выпью, – махнул рукой Виктор. – Думаю, до вылета еще успею немного поработать. Да и тебе пациента на ноги ставить надо, – мотнул головой в сторону кузова Виктор.
– Что да то да. Надо заняться. В общем, мы договорились: ты берешь отпуск и летишь ко мне. Даешь слово?
– О чем разговор! Как только – так сразу.
– Тогда счастливого пути тебе, волшебник страны ОЗ!
– Спасибо! – улыбнулся Виктор. – Обязательно еще свидимся.
– Вещи не забудь!
Они пожали друг другу руки. Инспектор достал из кузова сумку, мельком оглядев лежащий на полу непонятный механизм, чем-то смахивающий на чудовищную актинию, и махнул рукой. Миша помахал в ответ, и пикап, взревев напоследок симулятором мотора, отчалил.
Внутри терминала оказалось прохладно и пусто. Похоже, что ночные рейсы пассажиры не жаловали. Значит, отсюда и лайнер пойдет до транзитной точки практически пустым. Это к лучшему: можно подобрать себе удобное местечко.
За прозрачными стенами угасал закат, но не допуская, чтобы сгущалась тьма, эстафету дня перехватил искусственный свет, плавно увеличивая яркость светильников. Виктор нашел в зале ожидания местечко поукромней, уселся к столу и включил его. Над столешницей повис экран с эмблемой планетарного Информаториума. Покрутив в пальцах пластинку «черного ящика», инспектор установил ее в считыватель
– Ерунда какая! Кибербога себе напредставлял какого-то… – злясь на себя, процедил сквозь зубы Виктор и вновь вставил карточку в считыватель.
Подобный вывод кроме как дурацким и вправду не назовешь. Айк в принципе не может стать убийцей. В базовой логике любого компьютера заложена необходимость быть другом и защитником человека. Поэтому чем дальше квазир способен просчитать последствия, тем аккуратней он становится в применении чего-либо. С учетом «теории КВО» – капли в океане, конечно. Нет, разумеется, подобной «теории» в науке не существует, но приколисты с «Седьмого неба» так остроумно окрестили работу квазира по расчету влияния тех или иных действий на последующие события. По «теории КВО», если искусственному интеллекту приказать что-то спрогнозировать и не ограничить прогноз четко очерченным горизонтом, все вычислительные мощности переключатся на бесконечный расчет событий. Чем мощнее квазир – тем сильнее он увязнет в прогнозах.
– Представь себе каплю, падающую из тучи в океан, – объяснял как-то за чашкой кофе один из богов вычислительного отдела. – Помимо множества разных других физических явлений, капля порождает и кольцевые волны, которые постепенно расширяются, изменяют форму, сталкиваясь со множеством влияющих на них факторов; сглаживаются. Даже то, что происходит с волнами через пару секунд, очень трудно просчитать. Любая вычислительная машина, обладающая набором точных инструментов, быстро доберется до максимума своих возможностей и остановится. А квазир еще и предположения начнет строить, основываясь на результатах последних замеров и выводов. Да, это будут очень интересные, но совершенно бесполезные ветвления вероятностей. Задача раздробится на миллиарды переменных и заблокирует работу искусственного мозга бессмысленными и бесконечными вычислениями. Чтоб этого не произошло, мы ввели определенный порог или, если угодно, барьер, на подходе к которому задача будет считаться решенной. То есть, перед самим барьером квазир соображает на всю катушку, а вот что будет дальше – ему безразлично. К этому моменту многочисленные вторичные «волны» и так уже окажутся настолько несущественными, что последствия их воздействий окажутся неотличимыми от тех, что возникли бы в результате естественного хода событий.
В общем – да, глупо бояться Айка, пусть он может, и даже должен, считать не только «в лоб», но и используя нестандартные ходы. Однако машина, сколь бы совершенной она ни была, не в состоянии испытывать эмоций и ненавидеть того, кто работает против нее. Она и лгать-то не умеет, только «хитрить в пределах правды», как говорят отдельщики. Ведь та ложь, которую Айк прислал Мише, наверняка умудрилась не быть ложью. Айк отыскал какой-то способ одновременно и соврать, и сказать правду.
Виктор открыл в блокноте страницу с оригиналом письма и запросил в Информатории переводчик с гавайского. Перевод нескольких слов подтвердил догадку. Собственно, чтобы понять хитрость Айка, хватило бы и одного выражения «Ka mea noi‘i». Оно переводилось и как исследователь, и как журналист.