Забыть Герострата!
Шрифт:
Пастор. Ничего! Я постараюсь ответить на все «почему» сразу. Церковь не может изменить своего отношения к барону по многим причинам. Во-первых, он совершил тяжкий грех, лишив себя жизни.
Рамкопф. Неправда! Он погиб случайно, прочищая пистолет… Это — смерть солдата на боевом посту!
Пастор. Так можно оправдать любого самоубийцу: застрелившийся — неумело обращался с оружием, утопившийся — плохой пловец. Но не это главное… Церковь не может признать истинными так называемые подвиги барона. Они результат фантазии и непомерного самомнения. Простой смертный не может свершить
Рамкопф. А почему бы и нет?
Пастор (гневно). Хватит! И я устал от ваших вопросов!
Баронесса. Сейчас вопрос задан уместно… Нет, нет, избави бог, я не утверждаю, что барон был святым. Было бы нескромно говорить так про собственного мужа… Но согласитесь, что некоторая сверхъестественная сила ему сопутствовала. Иначе как объяснить такое везение во всем? Такую цепь удач? Откуда бы ей взяться?
Пастор. От дьявола, если вам угодно!
Баронесса. Не будем делать поспешных выводов! (Направляется к полкам с книгами.) Вы знаете, пастор, что мы с Генрихом тщательно исследовали все литературное наследие покойного барона. И вот, представьте, нам вдруг встречается эта Библия… (Протягивает Пастору толстую книгу.)
Пастор. Что в ней?
Баронесса. А вы посмотрите… Там, в углу, надпись на иврите… Да, да, не ужасайтесь: «Дорогому Карлу от любящего его…»
Пастор (в ужасе отшвырнул книгу). Чур меня! Кощунство! Неслыханное кощунство.
Баронесса. Возможно… Хотя подпись святого Матфея достаточно разборчива.
Пастор. Мерзкая фальшивка!
Баронесса (успокаивая его). Вероятно… Но как нам быть? Мы обязаны передать такую реликвию на экспертизу. Вы знаете, что в духовной консистории у вас достаточно противников. Дело передадут в Высший церковный совет… Начнутся долгие споры…
Рамкопф. Которые еще неизвестно чем кончатся…
Баронесса. Вот именно! Представьте: победят ваши противники, что тогда? Барон причисляется к лику святых, а его недоброжелатели с позором изгоняются… Поймите, дорогой пастор, речь идет о вашей духовной карьере! Мы вас безмерно любим и уважаем… И меньше всего хотим, чтоб барон вновь посмеялся над вами…
Рамкопф. С иконостаса!..
Пастор (в отчаянии). Боже мой!.. За что такие испытания? Что вы от меня хотите?
Баронесса. Милосердия! Чуть-чуть милосердия… Сегодня начинаются торжества, съезжаются сотни гостей… Было б так приятно, если б сам пастор Франц Мусс принял участие в торжественной литургии, прочитал проповедь на открытии памятника…
Пастор. Нет, никогда!.. Я не смогу… Я не готов!
Рамкопф. Я могу дать вам свой конспект…
Пастор (зло). Как-нибудь обойдусь!
Баронесса. Разумеется… (К Рамкопфу.) Какая бестактность! (Пастору.) Уверена, вы сами найдете нужные слова… А эту Библию мы дарим вам. Лично! Поступайте с ней как сочтете нужным…
Рамкопф (протягивая другую книгу). И в придачу — полное собрание приключений барона.
Пастор. Благодарю. В ней я не нуждаюсь…
Рамкопф. Ну почему? Прекрасное издание… А какие гравюры!
Пастор. Спасибо, я ее уже купил…
Баронесса. Вот и прекрасно!.. А теперь прошу с нами отобедать, пастор. Вам надо
Пастор, Баронесса и Рамкопф направляются к дверям.
Боже, как обрадуется Феофил, что мы все уладили… Он ведь хотел вас застрелить!
Пастор (грустно). Жаль, что ему помешали…
Все уходят. Некоторое время сцена пуста. Стенные часы начинают бить. Из левой кулисы быстрой походкой появляется барон Мюнхгаузен. Он очень изменился — сбриты усы, нет пышного парика. Одет он в темный дорожный костюм и широкополую шляпу, которую носили простые горожане. Оглядевшись, Мюнхгаузен замечает свой скульптурный портрет, долго рассматривает его, пускает воду, моет в ней руки и лицо. Появляется Томас с подносом, уставленным многочисленными блюдами.
Томас (радостно). Здравствуйте, господин барон!
Мюнхгаузен (не оборачиваясь). Томас, я же просил больше не называть меня так… Миллер. Господин Миллер.
Томас. Да, да… Здравствуйте, господин Миллер… господин барон.
Мюнхгаузен (улыбнулся, пошел к нему навстречу). Здравствуй, Томас! Здравствуй, мой хороший!
Томас. Разрешите поставить поднос?
Мюнхгаузен. Да, конечно!
Томас ставит поднос, они обнимаются.
Томас. А я ждал… Я знал… Уж когда-когда, а на свою годовщину господин барон обязательно приедет.
Мюнхгаузен. Безусловно! Ты все верно рассчитал.
Томас. Ну, как вы там? Как фрау Марта?
Мюнхгаузен. Все хорошо. Все тихо… Как и должно быть.
Томас. Слышал, у вас сын родился?
Мюнхгаузен. Да. Уже два года.
Томас. Бегает вовсю?
Мюнхгаузен. Ходит…
Томас. Болтает?..
Мюнхгаузен. Молчит.
Томас. Умный мальчик, далеко пойдет…
Мюнхгаузен. Я тоже так считаю. (Оглянулся на столовую, из которой послышались голоса.) Там гости?
Томас. Пастор приехал.
Мюнхгаузен. Понятно… Томас, будь добр, вызови тихонько Якобину.
Томас. Сказать как обычно?
Мюнхгаузен. Да… Миллер! Господин Миллер…
Томас. Слушаюсь. (Уходит и вскоре возвращается в сопровождении Баронессы.)
Баронесса (испуганно оглядевшись). Карл! Бог мой, какое безрассудство! Среди бела дня! Тебя могли увидеть!
Мюнхгаузен. Ничего страшного — сочтут за обыкновенное привидение… Якобина, мне надо срочно поговорить с тобой и Рамкопфом.
Баронесса. Сегодня?! Ты с ума сошел! Сегодня — годовщина, полно дел… Вечером мы открываем тебе памятник!
Мюнхгаузен. Знаю, читал… Но перед этим надо встретиться! В четыре часа жду вас в роще за городом.
Баронесса. Карл, а нельзя ли перенести?.. (Осеклась). Карл, зачем ты приехал?.. Ты хочешь испортить нам праздник? Это нечестно! Ты обещал…
Мюнхгаузен (твердо). Мне надо с вами поговорить!
За сценой слышен голос Феофила: «Мама! С кем ты?»
Баронесса. Карл, спрячься! Умоляю! Ты убьешь его…
Мюнхгаузен прячется за скульптуру. Появляется Феофил.