Забыть и выжить
Шрифт:
— Прямо по набережной, дядя, — показал рукой «красный гребень». — Сам увидишь, но там сегодня — непроходняк.
— Поглядим, спасибо, — кивнул Антон и пошел в указанном направлении.
Освещенное синей неоновой вывеской кафе «Снасть» стояло не на самой набережной, а чуть поодаль, отделенное от парапета, за которым тянулся городской пляж, двойной аллеей неизвестных Плетневу, раскидистых, с крупными листьями, южных деревьев и проезжей частью дороги. По ней двигались в обоих направлениях редкие машины. Тут же был и светофор, мигавший разноцветными огнями, на которые никто не обращал внимания. Но Антон все же дождался зеленого, после чего перешел на другую сторону, туда, где колыхалась небольшая толпа.
Подошел ближе. Здесь
Четыре широкие ступеньки вели к входным дверям, на верхней стоял точно такой же «петух», каких уже встретил на набережной Плетнев.
Вспомнил, кажется, Васька говорил, что эти прически называются «панковскими» и что они сегодня очень модны у «продвинутой» молодежи. Антон тогда сразу понял, зачем сын сказал об этом: сам захотел себе такую, но попросить разрешения не решался. И ему показалось странным, что Ирина отнеслась к этим «панкам» как-то снисходительно. Сказала что-то вроде того, будто ничего страшного в этих забавах нет, главное, чтоб смешные прически не стали жизненным принципом. А так, дома, чтобы самому повеселиться и других повеселить, почему же не сделать? Антону не понравилась такая ее снисходительность, и он категорическим тоном заявил, что в своем присутствии никаких «панков» не потерпит. И еще заметил, что Васька с тетей Ирой попытались незаметно для него переглянуться, как заговорщики. Вот оно теперь и понятно, почему Васька никак уже не может, да и не желает жить без тети Иры. И жить он собирался, о чем уже не раз, к крайнему смущению Антона, заявлял во всеуслышание, в квартире Турецких, где тетя Ира отвела ему комнату дочери Нины, поскольку та училась в Англии, в Кембриджском колледже…
Антон, естественно, не мог еще и себе этого позволить и уезжал в свою двухкомнатную квартиру, которая с некоторых пор стала ему казаться неуютной, заброшенной, вообще — постылой.
Но самым непонятным для Плетнева было то, что Александр Борисович, которого Антон, с разрешения опять же Турецкого, звал Сашей, не выказывал никакого своего недовольства тем, что в их семье живет чужой ребенок. Антон, правда, стал замечать, бывая у Турецких, что, когда Васька совсем уже наглел, влезал бесцеремонно в разговоры взрослых, пытался диктовать, что ему нравится, а что нет, Александр Борисович молча вставал, даже иной раз и во время обеда, и уходил в свой кабинет, где немедленно находил для себя срочное и важное дело. И не обращал никакого внимания на то, как переживала эти моменты Ирина. Но конфликтов-то не было! Вот в чем вся штука…
И вот Турецкий сорвался, а главное, не по делу. То есть, если быть до конца справедливым, не все получилось складным, но ведь и каждую мелочь, бывает, тоже загодя не предусмотришь… Поздно уже вечером сидели на этот раз дома у Плетневых, ждали Катю, которая застряла в пробке, чтобы ехать с ней на дачу, везти Ваську. Но тот раскапризничался, не хотел ехать без тети Иры. А Ирина ожидала возвращения из командировки мужа и приехала лишь для того, чтобы уговорить Ваську не упрямиться и проводить его на дачу. Всего и делов-то… А Саша вернулся домой уже ночью, жены нет. Переругался с Костей, который попытался защитить психологические, так сказать, воспитательные приемы Ирины, надрался до чертиков и явился к Плетневым. Ну и дальше чего думать? Объяснений слушать не стал, да и не смог бы, попытался дать оплеуху, достал, но слабо, да Антон и не защищался. Плюнул на всех, послал и… ушел. Исчез. Вот по сей день. А теперь Меркулов винит всех, разумеется, Ирина — в трансе, а Плетнев носится по следам Турецкого. Никто в «Глории» не хочет разговаривать с Антоном, оно и понятно — там Сашины друзья, а Плетнев, выходит, враг, как бы жену у него увел. Но самое неприятное — это неуверенность в том, что Турецкий захочет его выслушать, когда они встретятся наконец.
И с Васькой теперь проблема. Упустили что-то. Или слишком многое разрешали. А теперь, не ровен час, по ошибке или оговорке назовет еще Васька тетю Иру мамой. И что тогда?.. Сам себе боялся ответить на этот вопрос Антон Плетнев…
У этого парня с серьгой в ухе, что стоял на верхней ступеньке, на чудовищно раскрашенной майке был приколот бейджик. Антон пригляделся, подвинувшись ближе. Надпись английскими и русскими буквами — вперемежку — гласила «Менеджер Скунс». «Черт знает что! — усмехнулся Плетнев. — Да видел ли он хоть раз этого зверя-вонючку?» Сам-то Антон видел, правда, ситуация была малоприятная.
Этот полосатый зверек небольшого размера, похожий на русскую куницу, носился по клетке с частой сеткой на трех лапах, оставляя кровавый след, — четвертая лапка была оторвана осколком бомбы, упавшей на маленький, вероятно частный, зоопарк. Остальные звери в соседних клетках были убиты. Ну да, ведь американцы не бомбили гражданские объекты, так что, надо понимать, чистая случайность. В самом центре сербского городка, в парке…
На клетке была табличка со словами, написанными латинскими буквами: «Скунс. Сев. Америка». И на этого крутящегося волчком, пронзительно кричащего и распространяющего вокруг себя невообразимую вонь зверька было жутко смотреть. Товарищ Антона, Рауль — из Абхазии, такой же, как Плетнев, наемник, «солдат удачи», сказал с сильным акцентом: «Зачэм, слюший, мучить?» И дал короткую автоматную очередь… Это было еще до того, как прибыл миротворческий батальон из России…
«Скунс, значит…» А менеджер между тем, как мог, отбивался от наседавших на него посетителей, желавших занять места за столиками кафе.
— Мадам, я прошу вас! Я умоляю!.. Юноша!
К вам это тоже относится, хотя вы, очевидно, не совсем мадам! — Его прервал взрыв хохота. Народ вообще вел себя, как теперь говорят, отвязно. Хохмы, рискованные реплики так и сыпались со всех сторон. А что, свобода же! — В кофейной зоне, господа, все места пока заняты, и не вижу оснований, чтобы выгонять наших посетителей!.. Да-да, конечно, сегодня почему-то все обязательно хотят поужинать именно у нас!.. А почему бы вам не сделать было этого вчера?.. Как, не было света?! У кого?! У нас?! Я прошу прощения! Но если бы мы надеялись только на городские власти, господа, у нас действительно никогда бы ничего не было! А у нас все — свое! Даже собственный генератор! У нас всегда светло, господа! Я всех приглашаю в «Снасть», но — не сегодня!.. И выпить тоже всегда можно, да, конечно! А как же иначе?.. Нет, в рабочей зоне — тоже битком! Нет мест, господа, как это ни печально!.. Эй, пипл, а ну-ка быстро сдай назад!..
Менеджер Скунс развел в стороны худосочные ручонки. Да, не спортсмен. Но, может быть, большой интеллектуал? Кто знает?..
Антон увидел, как сбоку не тараном, а скорее юркой, золотистой рыбкой, сквозь толпу к Скунсу проскользнула девушка.
— Скунс, привет!
Менеджер приветственно вскинул руку:
— Привет, Алиса! Какой у тебя прикид, глазам не верю!
— Уметь жить надо, Скунсик!
— Полный отпад! А где наш славный Доктор Си?
— Кратковременный, заслуженный отпуск.
— Небось опять в Крыму?
В голосе менеджера Плетнев услышал завистливые нотки. Вот чудаки, сами на курорте живут, дался им этот Крым?.. Или у них там особый интерес, который не афишируется?
— Угадал, — засмеялась Алиса.
— Вовремя он. — Менеджер как-то странно отреагировал: усмешка была явно двусмысленной.
— А я тоже, наверное, к нему мотану… Ну что, Скунсик, меня-то, надеюсь, пропустишь?
— Докторша, это даже не тема. Тебя — всегда! Эй, хлопче, пропусти герлу! Она не твоя!