Забытая клятва Гиппократа
Шрифт:
Время тянулось невыносимо медленно, но Павел не возражал: возможно, ему осталось всего-то ничего. Но нельзя же просто сидеть, надо хотя бы попытаться спастись! Он приподнялся на сиденье: веревки немного ослабли, но он все равно не мог высвободить лодыжки так, чтобы твердо поставить их на дощатый пол. На стенах висели инструменты, и, если бы ему удалось подобраться поближе, то Павел смог бы перерезать веревки. Он начал раскачиваться на стуле. Оказавшись на полу, парень стал ползти к стене, ощущая себя черепахой, у которой на спине неподъемный панцирь, да и двигался Павел с такой же скоростью. Он уже находился всего в каких-то двадцати сантиметрах от желанных кусачек, как вдруг дверь снова распахнулась, и на пороге возник женский силуэт. Вошедшая была приземистой, полной женщиной с аккуратной стрижкой на обесцвеченных волосах. Ее глаза под стеклами очков выглядели огромными. За ее спиной кто-то громко кричал:
– Маша, не надо! Тебе не стоит на него смотреть…
Однако женщина не слушала. Она подбежала к Павлу и наклонилась над ним.
– Боже мой, что же они наделали! – прошептала она. – Ты не Шилов, да? Ты…
– Я – Павел, – прохрипел ординатор. В горле у него словно скребли наждаком, и он едва выдавливал из себя слова: очевидно, сказывался хлороформ.
– Совсем молоденький…
Мужчина, которого Павел уже видел, вошел в помещение. Его сына с ним не было, и ординатор ощутил облегчение. Женщина обернулась.
– Маша, прости… – пробормотал он и опустил глаза в пол. – Это все Генкины выкрутасы…
– Теперь уже поздно о чем-либо сожалеть, Егор, – покачала головой жена. – Его нужно отпустить!
– Ты сошла с ума! – воскликнул он, и в голосе мужчины явно прозвучала паника. – Как же мы его отпустим? Он же в милицию побежит! Нет, он такой же, как они, Маша, как ты не понимаешь? Ну, через несколько лет уж точно станет таким… Они убивают людей!
Но женщина, словно не слышала, жестко повторила:
– Егор, делай что хочешь, но он должен вернуться домой целым и невредимым!
– Ты хочешь увидеть сына и мужа в тюрьме?! – заорал Егор. – Ты понимаешь, что нас привлекут за похищение человека?
– Лучше за это, чем за убийство невиновного! – запальчиво возразила женщина.
– Нет, мама, ты не понимаешь!
Вот и Геннадий, легок на помине! Теперь Павел по-настоящему понял, как пахнет смерть: ее запах соответствовал запаху этого парня.
– Мы не отпустим его, – спокойно продолжал Геннадий, подходя вплотную к матери. – Он не будет страдать, понимаешь? Все закончится быстро, и он совершенно ничего не почувствует…
Павлу хотелось кричать, но горло и язык подвели его. Кроме того, призывы одуматься и отпустить его вряд ли могли помочь: он уже приговорен.
Альбина согласилась на встречу с явной неохотой. Видимо, Карпухин уже надоел ей постоянными визитами и требованиями выдать «мстителя». Женщина приняла меня в собственной квартире, по совместительству являвшейся штабом «Начни сначала». Обстановка располагала к релаксации: повсюду симпатичные картинки с цветами и пейзажами, удобная мебель, неброские цвета.
– Чего вы хотите? – устало спросила Альбина, убирая со лба непослушную прядь и глядя на меня с явной неприязнью. – Вы обманули меня, пришли на пикник как друг…
– Я вас не обманывала! – перебила я руководительницу клуба. – Я действительно присутствовала на встрече членов клуба, но тогда это было связано исключительно с моей подругой Татьяной.
– Но вы работаете в… как точно называется ваша организация?
– Отдел медицинских расследований. Да, я в нем работаю, и теперь я здесь именно потому, что в ваш клуб затесался очень плохой человек!
– Это я уже слышала! – отмахнулась Альбина раздраженно. – Ваш приятель-следователь меня прямо-таки изнасиловал своими требованиями выдать всю подноготную моих подопечных, а также позволить ему устроить опознание на месте, прямо здесь. Вот что я вам скажу, Агния: если вас послал этот майор, то зря старался, потому что я не обязана ни на что соглашаться до тех пор, пока он не предоставит ордер. А его, как я понимаю, вашему приятелю не выдают?
Приходилось признать, что она права: Карпухин бился над этой задачей уже давно, но не мог предоставить прокуратуре никаких оснований для выдачи ордера. Возможно, это было ошибкой, но я подумала, что Альбина проявит больше откровенности в беседе со мной, нежели с представителем официальных органов. Кроме того, я ни за что не стала бы этого делать, если бы не боялась за жизнь Паши Бойко!
– Альбина, вы, возможно, не знаете всего, – продолжила я, несмотря на явное неприятие женщины. – Один из членов вашего клуба, вполне вероятно, тот, кого вы очень хорошо знаете, ведет среди остальных членов подрывную деятельность!
– Вы бредите! – фыркнула Альбина. – Детективов начитались, наверное? Хотите убедить меня в том, что в клубе собираются убийцы и маньяки, а не люди, нуждающиеся в помощи?
– Речь всего лишь об одном человеке, – заметила я. – Ну, в крайнем случае о двух.
– О двух, о десяти… Слушайте, я вас уверяю – нет, клянусь чем угодно… хотите, поклянусь памятью моего сына? Так вот, клянусь памятью моего покойного мальчика, что мы никому не желаем зла, мы лишь хотим справедливости!
– Справедливость все понимают по-разному, Альбина, – покачала я головой. – Вам бы хотелось, чтобы врач, виновный в смерти вашего сына, умер в страшных мучениях?
Альбина ответила не сразу. Поджав губы, женщина некоторое время обдумывала мой вопрос. Наконец она произнесла:
– Нет. Раньше, сразу после того… В общем, я и в самом деле измышляла всевозможные способы казни этого человека, особенно когда выпивала. Но это все в прошлом, и мне здорово помог наш клуб: я научилась понимать чужое горе, а потому свое собственное перестало казаться таким непреодолимым. Так что, Агния, еще раз – нет, я не хочу, чтобы врач, убивший моего мальчика, умер: я хочу, чтобы он сидел в тюрьме. Понимаю, что теперь это уже невозможно. Что ж, пусть так, зато я хотя бы могу помочь другим, и, возможно, другие недобросовестные медики все же окажутся за решеткой благодаря нашей деятельности, а родители, братья и сестры наконец поверят в то, что справедливость существует!