Забытая Византия, которая спасла Запад
Шрифт:
ГЛАВА ВТОРАЯ. КОНСТАНТИН И ВОЗВЫШЕНИЕ ЦЕРКВИ
Seneca saepe noster
[Сенека часто наш]
Тетрархия заслуживала более длинной жизни, чем она имела. Ирония истории проявилась в том, как она распалась, поскольку Диоклетиан позаимствовал идею собственно из римской истории.
Стремясь к стабильности тех счастливых дней, что были до того, как неумолимая сила потрясла Рим, Диоклетиан возродил систему усыновлений — но ему стоило получше подумать, прежде чем выбрать двух человек с взрослыми сыновьями. Сыновья Максимиана и Констанция Хлора, Константин и Максенций, полагали, что трон принадлежит им по праву, и нетерпеливо ожидали, когда они смогут разделить императорскую власть. Но когда Максимиан с неохотой последовал в отставку за Диоклетианом, оба юноши остались ни с чем. Некогда бывшие сыновьями живых богов, Константин и Максенций стали не более чем обычными гражданами и восприняли это как предательство.
Не намереваясь отставать от жизни,
8
Имеются в виду митраисты, которые поклонялись не собственно солнцу, а Митре — богу солнца и справедливости. Митраизм был очень распространен в римской армии даже в христианскую эпоху. (Прим. ред.)
Британские острова не так часто обращали на себя внимание империи, но возвышение Константина отозвалось даже в самых отдаленных уголках страны, одним ударом разрушив порядок престолонаследия, который пытался установить Диоклетиан. Воодушевленные способом, которым он приобрел власть, другие стали нарушать пределы, установленные Диоклетианом, намереваясь взять силой то, что не позволял закон. Максенций, боясь остаться не у дел, уговорил отца вернуться из отставки, чтобы укрепить свой авторитет, и успешно противостоял всем попыткам сместить его. К замешательству современников и досаде студентов, изучающих этот исторический период, вскоре на место августа претендовало уже шесть человек.
К счастью, эта неразбериха не продлилась долго. Как бы огромна ни была империя, она все же была недостаточно велика, чтобы вместить шестерых правителей, и размножившиеся императоры начали услужливо вырезать друг друга. К 312 году только четверо из них остались в живых, и Константин решил, что настал момент действовать. Пока империя разваливалась на куски, он предпочитал помалкивать, но теперь тетрархия была безнадежно разрушена. Оба императора на западе властвовали незаконно, а восток был полностью поглощен своими собственными проблемами. Существовала лишь небольшая возможность вмешательства извне, и только Максенций отделял Константина от полного контроля над Западом. Неся перед собой штандарты своего бога-покровителя Sol Invictus(Непобедимое Солнце), Константин с армией в сорок тысяч человек пересек Альпы и спустился в Италию.
Как это свойственно великим людям, Константин исключительно хорошо рассчитал время, и удача сопутствовала ему. Популярность Максенция в тот момент была крайне низкой. Заявив, что он серьезно нуждается в денежных средствах, он без всякой жалости обложил налогами население Рима — но затем использовал эти деньги, чтобы построить на Форуме базилику внушительных размеров и поставить в ней свою огромную статую, спровоцировав тем раздраженных жителей на восстание. [9] После уничтожения нескольких тысяч людей порядок был наконец восстановлен, но популярность Максенция так и не вернулась. Услышав о приближении Константина, испуганный император уже не был уверен в верности горожан, а потому покинул безопасные стены Рима и пересек Тибр по старому Мильвийскому мосту. Разбив лагерь в нескольких милях от города, Максенций обратился к своим авгурам, чтобы узнать о знамениях и быть уверенным в их благоприятности. На следующий день должен был быть его dies imperii — шестилетняя годовщина его прихода к власти. Не было более благоприятного времени для атаки.
9
Эта базилика все еще стоит там — правда, сейчас она известна под названием базилики Константина. После своего прихода в Рим победивший Константин заменил статую на свою, нанес на базилику несколько завершающих штрихов и объявил ее своей.
На другом конце поля Константин, выжидая с армией, также искал знаки благосклонности богов. Предсказатели и заклинатели, толпящиеся вокруг лагеря Максенция, лишали его присутствия духа, и он не был уверен, что следует противостоять их влиянию. Жрецы, представляющие каждого бога в пантеоне, изучили внутренности животных или полет птиц и уверяли его, что боги благоволят ему — но его враг наверняка слышал те же самые многообещающие слова.
Тогда в пыли военного лагеря, в суете военной жизни, бурлившей вокруг, Константин преклонил колени и вознес молитву, которой суждено было изменить ход истории. Как он сам рассказывал несколько лет спустя, он смотрел в небо
10
В традиционном русском переводе — «Сим победиши!» (Прим. перев.)
Это горделивое заявление оказалось даже большей правдой, чем мог предполагать Константин. Хотя это станет ясно значительно позже, битва у Мильвийского моста стала поворотной точкой в истории. С помощью креста и меча Константин совершил большее, чем просто одержал победу над противником — он слил церковь и государство воедино. Это стало одновременно благословением и проклятием для обоих институтов, и никогда уже христианская церковь и римское государство не станут прежними.
Это выглядит довольно странно — но, несмотря на гигантское влияние, которое он оказал на христианство, сам Константин никогда не был убежденным христианином. Он явно никогда полностью не понимал принятой им религии, и сначала казалось, что он попросту допустил Христа в пантеон римских богов. Изображения Непобедимого Солнца (Sol Invictus) и бога войны Марса Охранителя (Mars Conservator) годами продолжали появляться на его монетах, а сам он никогда не отказывался от своего титула Pontifex Maximus — великого понтифика, верховного жреца старой языческой религии. Ученые потратили галлоны чернил в спорах о том, было ли обращение Константина искренним, но подобные спекуляции не относятся к делу. Гениальность Константина проявилась в том, что он увидел в христианстве не угрозу, как это сделал Диоклетиан, а средство объединения, и итогом его видения в тот судьбоносный день — неважно, было ли это истинное обращение или политическое приспособленчество — стали великие перемены для церкви и государства. С этой поры некогда гонимая церковь начала свое восхождение.
Языческий Сенат не вполне понимал, что им делать с их новым завоевателем. Он очевидно был монотеистом, но какого именно рода — было неясно, так что, как и политики всех иных эпох, сенаторы решили вести себя осторожно и возвести в честь нового императора триумфальную арку с надписями, туманно упоминающими «божество», что способствовало победе Константина в войне. Вполне удовлетворенный этой двусмысленностью, Константин в 313 году издал эдикт о религиозной терпимости, узаконивший христианство, но на этом остановился и не стал делать его единственной религией в империи. Хотя христианство хорошо ему подходило (его мать Елена была христианкой, а его собственный культ солнца считал воскресенье священным днем), в миссионерстве он не был заинтересован. Большинство его подданных все еще были язычниками, и последнее, чего бы он хотел, — отталкивать их навязыванием странной новой религии. Главной его целью было объединение империи под своим благосклонным руководством, и он не собирался рисковать ею ради религиозного рвения.
Однако существовали и более веские причины изображать из себя образец религиозной терпимости. Пока Константин был занят завоеванием Рима, император Лициний одержал победу на востоке и теперь с беспокойством наблюдал за своим хищным соседом. Для его страха имелись серьезные причины. Восточные территории Лициния были не только более богатыми и гуще населенными, чем их западные аналоги, но христианство возникло именно на них, что обеспечивало естественную поддержку человеку, столь внезапно обратившемуся в новую веру. На протяжении одиннадцати лет сохранялся хрупкий мир, но Лициний опасался прожорливости Константина, и его паранойя подвела его. Обвинив христиан на своих землях в том, что они служат пятой колонной в пользу его соперника, Лициний попытался подавить религию, начал казнить священников и жечь церкви — возобновляя преследования Диоклетиана.
Безрассудный восточный император играл на руку своему врагу. Константин только и мечтал о такой возможности — он атаковал незамедлительно. Примчавшись на восток, он вышиб превосходящую армию Лициния с Геллеспонта, уничтожив захваченный флот, который так неудачно оставил император. После нескольких недель дальнейшего маневрирования две армии встретились 18 сентября 324 года у берегов Босфора, поблизости от греческой колонии Византий, и в тени этого древнего города Константин одержал полную и сокрушительную победу.