Забытое
Шрифт:
Столько эмоций разом охватило меня, но я мотаю головой и присаживаюсь на стул. Он набирает доктора Хэммонда, на экране появляется лицо худого, жилистого человека, он обещает подойти через несколько минут. Трей откидывается на подушки. Он лежит, ничего не говоря, и я не давлю на него, чтобы получить ответы. Доктор Хэммонд говорит, что будет лучше, если вести разговоры будет Трей: если он что-то вспомнит, то это будет его внутренний импульс, а не то, что мы неосознанно ему внушим.
— Я вспомнил, — тихо произносит он.
Я наклоняюсь к нему, желая быть как
— Я вспомнил, кто я.
— Да? — пытаясь сдержать волнение, я сжимаю кулаки на своих коленях, чтобы не начать ими размахивать, пугая его до смерти.
Дверь открывается, впуская доктора Хэммонда в окружении медсестёр. Три девушки с наивными глазами собрались с одной стороны кровати, в то время как я уступаю место доктору Хэммонду, чтобы он мог осмотреть Трея, с другой стороны. Посветив в глаза Трею и проверив его пульс, доктор Хэммонд берёт стул рядом со мной, пододвигает ближе и садится. Медсёстры всё ещё нависают над Треем, не отрывая взгляда от его лица. Я закатываю глаза, потому что очевидно, что они здесь не для того, чтобы помочь Трею, а чтобы поглазеть на него. А тот совершенно не замечает трёх пускающих на него слюни девушек.
— Так у вас, говорите, значительные сдвиги? — спрашивает доктор Хэммонд.
— Да, — Трей облизывает губы. Его взгляд мечется между мной и доктором, словно он не уверен, кому должен это сообщить.
— Так что? — подталкивает доктор Хэммонд.
— Я вспомнил, — он замолкает на мгновение. — Я всё вспомнил. Тот взрыв…
Я вся подбираюсь при упоминании взрыва, подхожу ближе к нему, и слова вырываются сами собой:
— Ты помнишь взрыв?
Он закрывает глаза, словно прокручивает в мыслях смутное воспоминание:
— Я обедал в столичном кафе. Там случился взрыв. Его организовали какие-то ненормальные члены «Грани», — он открывает глаза. — И вот я очнулся здесь.
Я всматриваюсь в него, стараясь осознать его слова:
— Погоди. Что? Кафе?
Доктор бросает на меня взгляд.
— Я обедал в Рубексе…
— Ты думаешь, ты был в столице? Почему? — пытаюсь вытрясти из него ответы.
— Потому что я там работаю. И живу, — его следующие слова предназначены лично мне. — Со своей невестой.
Он произносит чуть ли не по слогам, будто я ребёнок, который учит незнакомые слова.
Он не шутит. В его глазах ни капли веселья. Только уверенность в своих словах. Как будто он, наконец, вспомнил и хочет убедить нас, что он в здравом уме. Не знаю, что они с ним сделали, но это как нож в сердце. Даже больнее.
Качая головой, я кладу руку поверх его ладони.
— У тебя нет невесты. И ты не живёшь в Рубексе.
Доктор Хэммонд посылает мне предупреждающий взгляд, но я решаю не обращать на него внимания.
— Трей, неужели ты не помнишь? Ты и есть член «Грани». Её лидер.
Трей смеётся тем глубоким, хриплым смехом, который мне так хорошо знаком. И по которому я так скучала. Его рука выскальзывает из-под моей, и я чувствую горечь понимания, что меня отвергли.
— Я знаю, ты хочешь, чтобы я был
Прикусываю губу, чтобы сдержать вопль, рвущийся наружу от злости и бессилия. Я не могу больше здесь оставаться. Я не могу вынести эту жалость во взгляде, направленном на меня. От него у меня разрывается сердце.
Торопливо поднимаясь, я обращаюсь к доктору:
— Можно вас на минутку? — бросаю взгляд на Трея. — Поговорить наедине.
Доктор Хэммонд кивает и выходит со мной из комнаты. Как только дверь за нами закрывается, я набрасываюсь на него с вопросами:
— Что с ним такое? Почему он думает, что живёт в столице?
Доктор медленно вздыхает.
— Наиболее вероятным мне кажется применение препарата, меняющего память.
— Это навсегда?
— Без дополнительных тестов и рентгена мозга я не могу сказать ничего определённого.
— Тестов? Новых?
— Ну, как бы да. До этого мы искали повреждения мозга, а теперь… — он замолкает и облизывает губы. В его глазах горит исследовательский интерес. — Пока что это совершенно неизученная область.
Я пытаюсь сосредоточиться на дыхании. А не на огоньке в глазах доктора. Я понимаю, что он взволнован перспективой работы с новым случаем в медицине. Он хочет углубиться в изучение научного вопроса искажения памяти Трея. Но то, что вызывает у него восторг, в то же время разбивает мне сердце.
Потому что человек, которого я люблю, находится буквально в двух шагах, но не помнит меня. Разве в мире есть боль сильнее этой?
2. ЗЕЙН
Моя личная тренажёрка — это более потная, более затхлая версия человека, который ей пользуется. Вдоль зеркальных стен рядами выложены гантели и гири, центральная часть заполнена тренажёрами и оборудованием. Я повысил температуру в помещении, потому что мне так больше нравится. Я стою, весь вспотевший, перед зеркалом, поднимая гантель над головой. Мои мышцы напрягаются, каждый дюйм моего тела напряжён от прилагаемых усилий. Именно в этот момент в зал влетает Сиенна. И первая её реакция — она морщит нос.
Гантель с грохотом падает на пол, подпрыгивая на чёрной резиновой поверхности. Выпрямляясь, я замечаю, как распахиваются её глаза при виде моего торса. Здесь слишком жарко, чтобы носить майку, ну я и не ношу.
Стерев пот с лица полотенцем, я надеваю футболку.
— Как там дела у… — я прерываюсь, заметив слёзы на её глазах. Её поразительных зелёных глазах. — Что случилось?
Тихий всхлип вырывается из её горла, пронзая меня в самое сердце. Я отбрасываю полотенце и подбегаю к ней, заключая в объятия. Её лицо прижимается к моей груди, её волосы щекочут мне подбородок. Её узкие плечи дрожат, пока я провожу по её волосам, нашёптывая слова утешения, которые она вряд ли слышит. Отстранившись, она вытирает щёки ладонями и шмыгает носом.