Забытые боги
Шрифт:
— Взаимно рад встрече, — ровным голосом отозвался во внезапно наступившей тишине Элиар.
Совет напрягся, потому что обмен любезностями мог вылиться в совершенно ненужную ссору, однако светлый больше ничего не добавил. Он остался сидеть как ни в чем не бывало, скучающим взглядом блуждая по простой, откровенно запылившейся, уже приходящей в негодность одежде грубияна.
Рен Истаэр усмехнулся краешком губ:
— В таком случае приступим. Ненавижу тратить время попусту.
— Мы тоже, — так же ровно согласился Элиар, за что удостоился еще одного странного взгляда от рена Роинэ. — Надеюсь, сегодня оно не будет потрачено зря.
— На этот раз, владыка, у вас на редкость приятные гости.
Ллер Адоррас следом за Роинэ кинул в сторону
— Прошу вас, рен Истаэр. Мы ждем вашего рассказа.
— Откуда хотите начать?
— Сначала, пожалуйста, — вежливо попросил владыка.
Летописец пожал широкими плечами, небрежно откинулся на спинку кресла и… запел. Странную, долгую, смутно знакомую песнь, при первых же словах которой чужаки ошеломленно застыли. А потом одновременно прикрыли глаза, невольно подчиняясь необычному ритму и словно вживую видя перед собой красочные картины далекого прошлого.
…Светом алым цветут зори тихие, Золотою стрелою подсвечены. Светом ярким блестят косы длинные, Да глаза изумрудами мечены. Черным шелком играются по морю Гривы темные, полные пламени, Серым пеплом сгорают слова о них, Когда сны возвращаются к памяти. Струны арфы рыдают над павшими, Что исчезли навечно во времени. Но они не заплачут над падшими, Кто законов не выполнил племени. Те, что были средь нас тогда первыми, Но пошли по дороге предателей. Те, что стали нам бедами главными И подняли мечи на Создателей. Дар великий достался обманом им, Дар немалый был отдан в сомнении, Дар чудесный, богами завещанный, Дар невиданный и не поделенный. Не сумели принять его правильно Дети рода, ушедшие к вечности. Поддались его силе, и медленно Поглотил их огонь бесконечности. Честь забыта осталась у паперти, Долг рассеялся пеплом усталости, Память стерлась о собственной матери, Разум гаснет под натиском ярости. И кричат теперь души заблудшие, И не знают покоя ушедшие, Что когда-то считались здесь лучшими, Но забвенья во тьме не нашедшие… [7]7
Стихи Александры Лисиной.
Рен Истаэр прервался, чтобы промочить горло, и дал чужакам несколько секунд прийти в себя от удивления. Голос у него оказался на редкость низким, обволакивающим, если не сказать — чарующим… Его необычной магии поддался даже Тирриниэль, хотя никогда не считал себя сентиментальным. Элиар вообще сидел с таким видом, словно находился на грани транса. Что же касается Таррэна, то он, напротив, нахмурился и теперь торопливо рылся в памяти в поисках чего-то знакомого, не слишком приятного, но очень важного, о чем ему напомнил мерный ритм песни кузнеца.
Он стоял уже на пороге ошеломительного открытия, которое, вполне возможно, заставило бы его задать несколько крайне неприятных вопросов. Однако в этот момент двери тихонько открылись, и в зал с совершенно невозмутимым видом зашел Стрегон.
У владыки сами собой поползли вверх брови, когда перевертыш молча прошествовал через весь зал и передал Таррэну мирно посапывающую Белку, а затем повесил на подлокотник ее деревянные ножны. Но еще больше ллер Адоррас изумился, когда Таррэн, благодарно кивнув, так же осторожно принял драгоценную ношу, однако прижал ее к себе не сразу, а лишь после того, как сонная Гончая втянула ноздрями его запах и успокоенно мурлыкнула.
Тиль кашлянул, когда по залу разнеслось отчетливое урчание. Однако в шок это зрелище его не вогнало — догадывался уже, что близость с хмерами нашла свое отражение в поведении невестки. Элиар только хмыкнул, поскольку уже не раз имел удовольствие видеть это незабываемое зрелище. А вот рен Роинэ, кажется, впервые не сдержался — ошарашенно моргнув, он так широко разинул рот, что там вполне могла бы поместиться некрупная ворона. Даже рен Аверон — всегда бесстрастный и невозмутимый — был готов ляпнуть вслух какую-нибудь глупость. И, кажется, только близость владыки заставила его сдержаться.
Ллер Адоррас тоже открыл было рот, чтобы что-то спросить, но Таррэн не обратил внимания. Пристроив супругу на коленях, он бережно убрал ее руку от собственной шеи, а потом рассеянно почесал за левым ухом. И владыка не мог не заметить, как тонкие пальчики Гончей вдруг начали сами собой сжиматься и разжиматься, до боли напоминая движение блаженствующей кошки, у которой от удовольствия выстреливают наружу, а потом так же быстро втягиваются острые коготки.
Стрегон, шепнув что-то на ухо своему лорду, снова поклонился и бесшумно вышел. А Тирриниэль, убедившись, что Белка действительно спит, с подчеркнутым вниманием повернулся к певцу, на лице которого проступило выражение крайнего изумления:
— Прошу вас, рен, продолжайте.
Рен Истаэр кашлянул, но, надо отдать ему должное, пришел в себя довольно быстро. Правда, вопросительный взгляд в сторону владыки он все-таки бросил, чтобы воочию убедиться, что тот не возражает против присутствия в своем дворце сразу двух лаонэ.
Ллер Адоррас с непроницаемым видом кивнул, и кузнец, поколебавшись, все же продолжил песнь, решив уточнить про эти странности позже. Однако теперь чужакам стало явно не до него: те, что постарше, выглядели откровенно задумчивыми, то и дело бросали пристальные взгляды на полукровку. Да и владыка не ушел от них далеко. А лорд Таррэн, кажется, вообще отрешился от всего на свете и был занят лишь тем, что прислушивался к чему-то непонятному внутри себя и попутно продолжал поглаживать вихрастую голову Белика.
Реп Истаэр пел еще долго — о Создателях, осенявших когда-то этот мир своей божественной благодатью. Об отступниках, посмевших нарушить их заветы. О страшной войне, разразившейся по их вине и унесшей жизни многих его собратьев. О погасшем солнце, разверзнувшихся небесах, о кипящих реках и высыхающих морях… о том трудном времени, которое выпало на долю уцелевших, когда Создатели в гневе прокляли своих младших детей и, разрушив свою обитель, покинули Алиару.
Он пел долго. Быть может, несколько утомительных часов, поскольку песнь о Подаренном Огне, раз начатая, не могла быть не допета до конца. Но лишь когда его сильный голос достиг пика, рассказывая об убийстве Матери драконов, и взвился до небес, что-то изменилось в лицах чужаков. Вернее, они почему-то отвернулись от стола и одновременно посмотрели на недовольно заворочавшуюся Белку.
— В чем дело? — сонно буркнула она, приоткрыв один глаз. — Таррэн, кто это вопит, как недорезанный кролик? У меня уже в ушах звенит… прибей его, а?
— Прости, малыш, — с неподдельным сочувствием, хоть и шепотом, отозвался Таррэн. — Боюсь, ллер Адоррас огорчится, если я тебя послушаю.
Рен Истаэр едва не споткнулся на трудной ноте и воткнул злой взгляд в наглеца, посмевшего ему помешать. Жаль, что песнь нельзя прерывать. Жаль, что переломный момент в той войне не пропустишь и не закруглишься по-быстрому, чтобы осведомиться у чужака, какого демона он посмел влезть своим большим лаптем в древнюю легенду?!