Забытые генералы 1812 года. Книга первая. Завоеватель Парижа
Шрифт:
При этих словах Пушкин радостно заржал. Вяземский же улыбнулся, смешномотнув лысой головой. Потом он спросил, и умные, любопытные глаза его живо блеснули:
– А дома вы бывали у него?
– Конечно – тут же отреагировал Пушкин. – И неоднократно. Граф жил в двухэтажном особняке, украшенном портиком и четырьмя колоннами. Рядом находилось казино, куда я наведывался частенько. Спустив то немногое, что у меня было, я заглядывал к графу на вечерний чай. Я с наслаждением скоротал с Ланжероном не один вечер. Он не просто был любезный
Вяземский понимающе улыбнулся, а после возникшей паузы спросил:
– А где же вы беседовали? Неужто при свидетелях?
– Ну что вы. На интересующие меня темы при свидетелях не поговоришь. Мы совершали прогулки по набережной, но чаще всего разговаривали в кабинете. Там недалеко от окна стоял шкаф, из коего во время беседы граф не раз извлекал интереснейшие документы А рядом со шкафом был установлен большой мраморный бюст герцога Ришелье работы Рютиеля. Его дал в дар Одессе градоначальник Парижа граф Рошешуар, бывший в своё время адъютантом герцога. В общем, граф Ланжерон оставил бюст у себя. Больше никаких достопримечательностей в его кабинете не было – только сам хозяин.
Глава четвёртая
Выйдя в отставку, какое-то время граф Ланжерон ещё оставался в родной Одессе, но в 1824 году он отправился за границу, и остался во Франции. Фактически это была политическая эмиграция, ставшая в общем-то неизбежной после разрыва отношений с Александром I.
Между старыми приятелями возник целый клубок противоречий, но особенно императора допекли реформаторские проекты губернатора Новороссийского края.
Александр позволил ввести в Одессе порто-франко, узаконив тем самым его статус свободного заморского города, имеющего не так уж много общего с тоталитарно-иерархическим духом Российской империи. Но Ланжерону этого показалось мало.
Он решил содействовать общим переменам в самой Российской империи. Вот государь и рассердился, и считал при этом, что был абсолютно прав в своём гневе. А Ланжерон считал, что российская государственная машина требует коренной ломки, ибо система с азиатским нутром и европейским фасадом представляет опасность не только для Европы, но и для самой России.
Вернулся Ланжерон в Россию уже только после смерти Александра I, в котором был очень разочарован. В 1826 Ланжерон едет на коронацию нового российского императора Николая I и остаётся в России – уже навсегда.
КАРТИНКА
ПОСЛЕ КОРОНАЦИИ
Он был сложён просто волшебно. Всё портило выражение прозрачнолубых глаз: они смотрели как-то пусто и чересчур уж стеклянно.
Граф Ланжерон не в состоянии был вынести взгляда императора Николая Павловича – становилось не по себе. Вообще хотелось как-то побыстрее уйти, освободить себя от него. Нет, никакого страха не было, хотя и было
И ещё граф не мог найти между собой и Николаем Павловичем буквально ни одной точки пересечения. Личность Его Величества была слеплена из совсем другого состава.
Александр Павлович хотя бы лукавил, таился, а тут и этого не было, нечего былотаить. Пустой взгляд. Он мог бы быть водянистым, но там ещё всё замёрзло – он ледяной.
Ланжерон поёжился. Он всё время думал о том, когда же закончится этот вечер, который после коронации Николай Павлович устроил для своего близкого круга.
Сначала граф был польщён, но теперь у него осталось только сожаление. А графиня молчала, по своему обыкновению, но, кажется, была довольна и не замечала поразительно пустого взгляда императора.
– Боже, куда всё катится? – спрашивал себя Ланжерон, возвращаясь домой в большой поместительной карете. Графиня рядом дремала. Отключившееся от жизни красивое лицо её выражало полнейшее довольство. А в графе всё бурлило.
– Надо было оставаться в Париже, – думал он. – Служить такому не хочется.
Сквозь окошко кареты мелькали обледенелые пустые петербургские улицы. Они напомнили Ланжерону взгляд императора.
Ланжерон опять поступает на службу, уже военную. В 66 лет граф опять берётся за оружие: он участвует в русско-турецких кампаниях 1828–1829 годов.
Это были последние военные кампании, в которых Ланжерон участвовал, но они не оправдали его надежд, хотя начиналось всё вполне заманчиво.
В июле 1828 года под начало генералу Ланжерону были отданы все русские войска, стоявшие в Молдавии и Валахии. Причина же для начала боевых действий была следующая. Тут нам придётся обратиться к концу царствования Александра I.
Турецкий султан, не обращая внимания на договоры, занял своими войсками Молдавию и Валахию, грозил Сербии и истреблял греков. Все представления правительства Александра I оставались тщетными. С воцарением Николая I султан как будто стал сговорчивей. 25 сентября в Аккермане была подписана конвенция, в соответствии с которой султан обязался восстановить нарушенные постановления трактата 1812 года. Но, тем не менее, в Греции кровопролитие продолжалось. Тогда в 1827 году союзники (Россия, Англия и Франция) истребили эскадры турецкого флота при Наварине. Отношения России и Турции опять начали осложняться. Запахло войной.
Получив в своё распоряжение все силы, стоявшие в Молдавии и Валахии, Ланжерон приступил к осаде Силистрии. Но наступила ранняя осень, полили проливные дожди, которые сменились обильными снежными метелями (застигнутый одной из них, генерал едва не погиб). Ланжерону пришлось отвести войска на зимние квартиры. Но когда весной 1829 года вновь открылись военные действия, то главнокомандующим был назначен уже не Ланжерон, а генерал Иван Дибич.
Это была совершенно комическая личность. Тучный, малорослый, с большой головой на короткой шее, короткие и непомерно широкие ноги, которые не позволяли ему как следует ездить верхом. За неимоверно вспыльчивый характер (любимые словечки «под арест», «под суд», «расстрелять») и маленькую толстую фигуру Дибича называли «самоваром».