Забытые генералы 1812 года. Книга вторая. Генерал-шпион, или Жизнь графа Витта
Шрифт:
5
Когда мы вернулись в Петербург, то разговору только и было, что о тильзитском несмываем позоре, об унижении нашего императора, признавшем узурпатора и самозванца законным государем. Случилось небывалое: наше циничное равнодушное общество вдруг почувствовало себя глубоко оскорблённым. И Тильзитский мир получил совершенно неожиданный результат – он способствовал росту патриотических и даже верноподданнических настроений: русские люди почувствовали себя оскорбленными за своего государя.
Однако сам Александр Павлович, знаю сие абсолютно доподлинно, ещё по тильзитским ночным нашим
В Петербурге я с государем встречался лишь изредка, как правило, на больших собраниях, которые устраивал у себя граф Николай Иванович Салтыков, бывший в том году председателем комитета земского ополчения (милиции).
Государь подходил ко мне, чтобы перекинуться, и, приветливо улыбаясь, вопрошал: «Любезнейший Витт, ты не забыл часом о нашем планчике?»
Я понял, что мне не отвертеться никак, и что старые грязные сплетни таки придётся опять пускать в оборот. Вскорости и князю Багратиону и графу Витгенштейну я вручил мой rappel, составленный весьма грубо, и ещё для наглядности я ещё резко пихнул и того и другого, чего бравые генералы, как мне показалось, никак не ожидали.
В обществе тут же поползли слухи, и не все лестные для меня. Опять поминали не раз проклятый Аустерлиц, и как я со своим баталионом покинул поле боя, хотя побожусь, что меня вынесли оттуда, тяжело раненного в ногу. Всё шло, как по маслу, государь должен был быть доволен, но я переживал мгновения, мало приятные для своего человеческого самолюбия и дворянского достоинства. Захотелось уехать даже вон из Петербурга, что я с превеликим наслаждением и сделал. Но прежде я вышел в отставку (произошло сие сентября четвёртого дня 1807 года).
Когда я находился в Подольской губернии, нагнало меня долгожданное государево распоряжение, непосредственно до меня относящееся.
Подольский губернатор, по негласному указанию полученному им из Петербурга, дал мне снять копию с сего распоряжения. С этой драгоценностию и я бежал за границу – это истинно был мой пропуск к Буонапарте.
Я демонстрировал означенное государево распоряжение и маршалу Нею, и принцессе Полине Боргезе, и министру Фуше, и самому императору Франции. И все они в итоге поверили, что я нахожусь в жестокой обиде на государя Александра Павловича и бравых его генералов.
Вот это бесценное распоряжение:
«Господину действительному статскому советнику, Подольскому гражданскому губернатору Чевкину. Разнёсся тут слух, что полковник Витт намеревается вызвать на поединок генерал-майора графа Витгенштейна, и что, может статься, и был уже между ними сей поединок. Причина вражды полковника Витта против генерал-майора графа Витгенштейна, по сказаниям, есть неудовольствие по службе. К сему слуху присоединяется здесь молва, что полковник Витт решился по сей самой причине вызвать также на поединок и генерал-лейтенанта князя Багратиона. В том уважении, что никакие, а тем ещё более таковые между подчинённых и начальников поединки, весь порядок службы и дисциплину её разрушающие, отнюдь не должны быть терпимы, по сведениям о пребывании полковника Витта в Подольской или Волынской губернии, я повелеваю вам:
1) Если
2) Если слухи сии справедливы, и достоверно, что полковник Витт похваляется или ищет случая иметь поединок с генерал-майором графом Витгенштейном, то в таком случае немедленно оградить самым надёжным присмотром, посредством коего всё то, что он ни делает, было бы нам известно, и который бы, конечно, отнюдь не допустил полковника Витта иметь сей поединок.
3) Если сей поединок, сверх чаяния, был уже на самом деле, в таком случае полковника Витта, буде он находится в Подольской губернии, или коль скоро в оной покажется, взять под стражу и мне о сём донести.
4) Между тем, в сём последнем случае, представить мне, каким образом и где было сие происшествие, какие оно имело последствия и кто были с той и с другой стороны секунданты, равно как и том, как, где и кем полковник Витт без предписанного паспорта пропущен за границу, если дошедший сюда слух основателен, якобы он имел уже поединок и после него уехал за границу.
АЛЕКСАНДР
В Санкт-Петербурге. Генваря 26 дня 1808 года»
Вышеприведённая бумага прямо доказывала, что самолично российским императором было санкционировано в отношение меня полицейское преследование. А большего мне ведь и надо было, да и самому Александру Павловичу.
Да. Бумага отменная. Я бежал, токмо заполучив сие предписание, хотя из него как будто следует, что я уже бежал, ещё до того, как был объявлен розыск. Просто распоряжение было составлено в высшей степени толково.
Кстати, когда в петербургском обществе стало распространяться известие о моём бегстве, и когда мои бывшие однополчане обратились к государю, дабы он подписал указ об исключении моём из списков гвардии, то Александр Павлович ответил решительным отказом, ничем, естественно, не мотивировав такое своё решение.
До поры до времени реакция государя, конечно, показалась всем загадочной – всё разъяснилось гораздо позднее, а именно лишь страшным летом 181 года.
И ещё прелюбопытный фактик. Полагаю, он внесёт некоторую ясность в одно из свойств натуры Его Величества, а натура эта была очень даже не простой и тоже по-своему загадочной, очень даже загадочной.
После множества попыток я попал, наконец, в ближайшее окружение императора Франции. К этому времени, по личному указанию Александра Павловича, я опять был принят на российскую службу, но только не в гвардию, а высшую воинскую полицию, которая незадолго до того была создана.
И вот что интересно: приписали мне к высшей воинской полиции не первой западной армии Барклая де Толли, а к полиции Второй западной армии, коею командовал князь Пётр Багратион, заклятый недруг мой.
Зачем это было нужно нашему государю? Зачем-то, видимо, было нужно.