Забытые острова
Шрифт:
Атаки крошечных забияк становились настойчивее. Наверное, всем доставалось, кто пытался вторгнуться в их владения. Овцы не случайно обошли стороной зеленый мысок. Кому хочется связываться с храбрыми крошками, к тому же вооруженными кинжальчиками с ядом?
Пришлось, забросив вещи в машину, ехать в другой распадок.
Наспех выбранное место стоянки в горах Анрахая оказалось тоже неудачным. Голые склоны, вытоптанные овцами, обглоданные кустики пустынной вишни, колючки, мелкий щебень, острые
Рано утром я тихо, чтобы не будить никого, быстро одевшись, спешу на разведку. Через два небольших перевальчика в крохотном, сглаженном годами ущелье открывается буйная и свежая зелень, такая необычная среди красных скал, голой земли и серой полыни. Она расцвечена яркими желтыми, красными, фиолетовыми цветами, и над всей этой чудесной роскошью, как факелы, — стройные, высокие, почти с рост человека ярко-желтые цветы коровяка.
Зеленая долинка огорожена густыми кустами шиповника с белыми пятнами цветов. Какая замечательная долинка! И переехать сюда совсем не трудно.
Спешу на бивак и поднимаю всех на ноги. Через час мы в царстве зелени. С наслаждением бросаемся на мягкую траву. Лежа на земле, я слежу глазами за дикими пчелами, вижу ос-аммофил, деловито вышагивающего палочника и в это время чувствую сразу несколько болезненных уколов. Кто здесь оказался таким неприветливым?!
Подо мной опять копошатся все те же муравьи-тетрамориумы. Им здесь неплохо в зеленой ложбинке. Для них она настоящее царство. Они везде: под каждым камешком, цветком, кустиком, в каждой ямке. Весь зеленый распадок безраздельно принадлежит им, они его хозяева и, быть может, много тысяч лет живут здесь, как и дальние их предки, поселившиеся после ледникового периода. Опять я обманулся в выборе места, обрадовавшись роскошной зелени!
Тетрамориумы вытеснили из долинки всех муравьев других видов. Мало здесь и саранчовых, мелких жуков; почему-то совсем нет тлей и их поедателей божьих коровок. Брожу по зеленой долинке и присматриваюсь к жизни многомиллионного народца. Влажная почва и тепло способствовали процветанию этого вида. Но как относительно это процветание! Всюду видны зловещие темные кучки мертвых муравьев. Это их кладбища. Колонию постигла заразная болезнь. Она губит маленьких жителей зеленой долинки, оставшиеся в живых без устали сносят мертвецов в кучки. На поверхности земли в сухом климате пустыни, под лучами знойного солнца мертвые не опасны — зловредный грибок в них умирает.
Местами кладбища достигают больших размеров. Вот среди пахучей полыни скопище диаметром почти в полметра и не менее пяти сантиметров толщиной. Я собираю мертвых муравьев и заполняю ими до отказа две литровые банки, подсчитываю, сколько мертвецов в десяти кубических сантиметрах, делаю расчет. Только в одном этом кладбище находится около миллиона мертвых муравьев. Влажная, теплая зеленая ложбинка — рай тетрамориумов, место их процветания — оказалась такой коварной. Вспоив своих обитателей, она стала местом их страшной гибели. На сухих же склонах, где жизнь проходит в постоянной и жестокой схватке с голодом и недостатком влаги, нет никакого мора. Где же лучше жить муравьям? Разве можно сказать, когда в жизни все так сложно и так относительно!
Крошечные хозяева зеленой долинки невзлюбили нас. Они добираются до кожи, деловито вкалывают в нее свое острое жало. Вскоре на месте укола
После жаркого дня плохо спится. В сумерках загудели хрущи.
Их много, от них шевелится трава. Вскоре хрущи смолкают, и в воздухе начинают мелькать белые бабочки. Вместе с ними трепещут таинственные аскалафы.
Потом запевают сверчки, и горы звучат их песнями.
Душно. Сквозь сон я чувствую, как по телу ползают наши маленькие мучители и деловито втыкают в кожу свои жала, слышу, как ворочаются в пологах мои товарищи. Какой длинной кажется нам ночь!
Рано утром мы быстро и молча упаковываем вещи и с облегчением покидаем негостеприимную зеленую долинку.
Утром небо ясное, чистое. Солнце, едва показавшись над горизонтом, стало пригревать землю.
— Будет сегодня жарко! — решил я. — Достанется!
Но вскоре из-за далекого хребта Заилийского Алатау показались длинные перистые облака, за ними поползли серые тучи. Потом они закрыли солнце, и стало прохладно.
Путь сегодня наш недолог. Между голых холмов, недалеко от дороги, выбрав уютную ложбинку между скал, я завожу в нее машину. Останавливаемся готовить обед.
Облака все гуще и гуще, загремел далекий гром. Кое-где протянулись к земле космы дождя. Большая черная туча медленно плывет мимо нас: чуть-чуть накрапывает дождик. Обед готов, но есть придется в машине, в тесноте. Под мерные звуки редких, но крупных капель дождя, падающих на тент нашего газика, приступаем к еде.
Мои спутники заняты оживленным разговором. Я слушаю их рассеянно. Вдруг до моего сознания доходит странный, незнакомый и непонятный шум. Гляжу в окно и вижу необычное: по нашей ложбинке к нам несется вал черной грязной воды.
— Смотрите, сель! — говорю я не своим голосом.
— Какой сель? — в недоумении спрашивает Ольга.
— Сель! — кричу я. — Скорее хватайте вещи в машину, скорее!
— Да какой тут может быть сель! — собираясь, как всегда, порассуждать, удивляется Николай. Если даже и есть сель, он не прочь поспорить о нем, прежде чем приняться за дела.
Тогда я ору громким голосом и выскакиваю из машины. Мои помощники наконец поняли, в чем дело, дошло до их сознания, тоже выскочили из машины. Ольга хватает вещи, бросает в машину. Николай, вот настоящий рыцарь, растерялся, смотрит на приближающийся грозный вал грязи.
Как назло, машина завелась и заглохла. Снова завелась и опять заглохла. Сель уже мчится мимо нас. С каждой секундой все выше и выше буруны волн, посредине вздыбились бугром. Вот поток раздвоился и помчался ручьем позади нас. Теперь мы на крошечном островке. К счастью, поток, отрезавший нам путь, еще неглубок. Мы благополучно въезжаем в него, но остывший мотор не тянет на бугор. С большим трудом вывожу машину из предательской ложбинки. В это время новый вал грязного и бурного потока закрывает то место, где мы останавливались. Еще несколько мгновений — и мимо нас мчится большая густо-коричневого цвета река, и не верится, что тут был всего лишь небольшой лог среди голых холмов. Она бурлит, кипит, пенится, беснуется, ударяясь о камни, поднимается валом, рассыпая в стороны каскады брызг.