Забытые пьесы 1920-1930-х годов
Шрифт:
ПРУТКИС. Как почем? А может быть, я даже видел… (Смеется.)
ВАРЬКА. Что видел? Что?
ПРУТКИС. А хотя бы… как они целовались.
ВАРЬКА (опускаясь). Не может быть!
ПРУТКИС. Тебе проучить его надо. Обязательно ты должна на него в Контрольную комиссию. Там вставят ему удила…
ВАРЬКА (ничего не замечая). Как же так? Неужели у него никакой жалости?
ПРУТКИС. Эх, Варечка, так же и я могу тебе сказать. Неужели у тебя тоже ко мне никакой
ВАРЬКА. Как, к чему? Не в любви же только жизнь?
ПРУТКИС. А если в ней только? Все родится, чтобы процвести, дать плод и умереть. Но где же мой цвет и плод? Разве я виноват, что я урод, а Мишка красивый? Чувства-то ведь у нас одинаковые, одинаковые! Почему же ему все, а мне ничего? Какое же это равенство, если я люблю тебя, а ты другого, а другой третью? Сплошное мучение… Эх… видишь, незачем жить. И так больно. Я повешусь, честное слово, повешусь. Конечно, глупо даже рассчитывать на твои чувства.
ВАРЬКА. А знаешь, что я тебе скажу? Не разводи, брат, демагогии.
МУХОДОЕВ (являясь с бокалом). А, Варечка… (К Пруткису.) Извиняюсь, мне кое-что сказать Варечке.
Может быть, передумали, Варечка, в последний раз? И у частника Муходоева будет это последним аккордом. Или вы, может быть, думаете, что частник Муходоев не человек даже? Но тогда пусть кто другой развернет грудь и покажет, что он больше страдает. О… вам смешно, что у Муходоева тут не грудь, а рана сплошная и море слез, оттого что жить нечем, поверьте совести. К чему теперь капитал? Когда у жизни, извините за выражение, интерес выхолощен… Одним словом, не жизнь, а черт-те что. Пересадка желез социализма. Кроме партийности — ничего. Вот мне и хочется хоть кусочек самоутешения. И вам польза. Обоюдный марксизм. Купили бы мы себе квартирку. Только вместо ковров всяких и цветов мне чтоб была ваша головка в красном платочке, и все было бы как в ячейке. И я бы к вам приходил, как секретарь, без всяких шуров-муров, поверьте слову. А вы бы пришли это с собрания, и я бы вам: «А знаешь, Чемберлен{275} так-то и так-то, а мы должны так-то и эдак-то». Хорошо! Выходило бы, что я вроде как через вас тоже бы управлял в партии… (Смеется.)
ВАРЬКА. Убирайтесь-ка вы ко всем, поняли?
МУХОДОЕВ. Понял. Точка. Кончено. Аккорд прозвучал, как говорят ученые. Решено и подписано. Был Муходоев и нет Муходоева, конец…
МИШКА (заглядывая). Ты одна? А мне сказали, что ты тут кое с кем…
ВАРЬКА. Я-то ни с кем, а ты-то тут с кем? Нам, выходит, нельзя пудриться, и к нам можно ходить по необходимости, а к напудренным по влечению… И за напудренными вы ухаживаете, а с нами вам сойтись, все равно что щей похлебать. Эх, ты… лучше, значит, не та, которая в партии, а у которой рожа смазливая?
МИША. Что ж, бывает и так. Иная хороший товарищ, а целоваться с ней не хотят. Не рационально.
ВАРЬКА. Что? Как же это так? Выходит, чувства наши — такая же стихия, как тысячу лет назад.
МИША. Хуже. Вся контрреволюция
ВАРЬКА. Что же ты раньше мне этого не говорил? А когда до дела дошло, ты в оппозицию полез. Эх, ты… как обидно, досадно…] кричать хочется… бить все, и себя, себя… Я оказываюсь такая дура… Поверила тебе. А теперь ты сюда ходишь.
МИША. Я тут по делу.
ВАРЬКА. Как, по делу?
МИША. Очень просто. Отец тут…
ВАРЬКА. Ну?
МИША. Ну, вот и ну…
ВАРЬКА. А тебе что?
МИША. Как, что? Мать узнает — мучиться будет. Да и сам он обалдел, старый, новорожденным ходит. Вот я думал, думал и придумал, понимаешь, очень. Подстроить так, что будто бы я тут. Не станет же он, старый хрен, отбивать у сына, а? Здорово?
ВАРЬКА. Так, так. Ври больше. Втирай очки. И старуху-мать даже приплел. Только я больше не дура. Выходит, ты целуешься тут тоже по делу? Я все знаю. Мне говорили и видели, что ты тут целуешься. Только тебе это так не пройдет.
МИША. А что же ты, кислотой обливать будешь или стрелять?
ВАРЬКА. А ты этим бы отделаться хотел? Нет, я в ячейку, все выложу и объясню. Там не допустят, чтобы товарищ, молодой еще, дурной, и по неопытности был в расплате, а другой бы в это время с новой наслаждался. Дрянь ты, сволочь!
МИША. Совсем ты сдурела!
ВАРЬКА. Сам ты сдурел! Хуже всякого частника ты. Никакой ты не комсомолец…
МИША. Что? Личные отношения между нами могут быть всякие, но как партийцы мы должны быть товарищами. И ты еще в таком месте позволяешь себе говорить о ячейке. Я призываю тебя к порядку!
СУСАННА БОРИСОВНА (входя). Что за шум?
ВАРЬКА (к Мише). Ладно, я тебя тоже призову к порядку. Только в Контрольной комиссии.
МИША. Ну и дура, что больше сказать.
СУСАННА БОРИСОВНА (к Варьке). Ах, милочка, успокойтесь, неудобно так шуметь.
ВАРЬКА. А зачем это вы чужих парней отбиваете?
СУСАННА БОРИСОВНА. Я? Парней?
ВАРЬКА. Ну да, Мишку вот. Вам он для развлечения, а мне от этого плохо.
СУСАННА БОРИСОВНА. Ах, вот что? Я не понимаю, как это — отбивать? Это, может быть, по-вашему, женщины отбивают мужчин и берут их? А по-нашему, мужчина должен ухаживать за женщиной. И вообще странно. Вы — партийные, и вдруг среди партийных появляется беспартийная, даже буржуйка, и начинает распоряжаться горем и радостью партийцев… смешно… (Смеется.)