Забытые смертью
Шрифт:
Сознался, что очень скучает по бригаде. И часто на теплой печке видится ему во сне Якутия и логово берендеев.
«Эх, если бы жизнь начать заново, то ее надо начать на Севере… Где из людишек мужиками становятся, где учатся одолеть горе, как самого себя. Где счастье — не в заработке, а в умении выжить и выстоять, не став негодяем… И если вы поверили мне, значит, не вовсе уж я пропащий… Спасибо вам за все», — писал Торшин. О нем часто и по-доброму вспоминали в бригаде.
Метет снег в лицо. Новая зима подступила к палатке непрошено. Уходят из тайги люди. Сдают силы, здоровье… И возраст не щадит. Старость тепло любит. Нет нынче желающих идти в тайгу. Не всяк одолеет зиму, тяготы жизни. Не каждому глушь по душе…
Но… Кто эти двое, что торопятся к деляне на лыжах? Бегут, чтобы успеть до ночи. Новички! Новые берендеи. По первому снегу. Пусть будет светел их путь.
А в палатке, будто от холода охрипнув, поет одна для всех потускневшая «Спидола»:
Здравствуй, чужая милая! — Та, что была моей, Как бы тебя любил бы я До самых последних дней. Но прошлое — не воротится, И не поможет слеза… Как поцеловать мне хочется — Дочки твоей глаза…Леха под подушку головой влез, чтоб не слышать больше ни слова.
Никитин руками голову обхватил. Но ничего не вернуть, не исправить в жизни.
Отвернувшись спиной ко всем и прикинувшись спящим, плачет беззвучно Костя: трудно справиться с памятью, забыть прошлое и спокойно смотреть в глаза осиротевших детей.
Усталым кузнечиком скрутился на раскладушке Вася-чифирист. Губы до боли кусает. Не слушать бы песню. Ту, которая обо всех, о каждом…
Заносит метель палатку белыми-белыми сугробами. Светит над ними солнце. Холодное, как улыбки любимых. Как смех без радости, будущее без надежды, жизнь без прощенья…