Забытый легион
Шрифт:
Старшие офицеры откликнулись одобрительными возгласами. Легионеры-ветераны, окружавшие командиров, шли с совершенно непроницаемыми лицами. У всех достало ума не напоминать о недавних событиях.
Красс обвел окружающих тяжелым взглядом.
«Никому из этих холуев не удастся помешать мне», — зло подумал он.
Его час наконец-то пришел. После того как армия снялась с места, растяпу жреца распяли на кресте возле туши мертвого быка — недвусмысленное напоминание оставшимся авгурам впредь не допускать ошибок. Образ вывалянного в песке сердца он загнал в самые
— Когда Парфия покорится, Сенат непременно почтит тебя невиданным прежде триумфом, — заявил один из трибунов, которому очень захотелось польстить главнокомандующему.
Красс энергично кивнул; ему сразу же представилось, как он, украшенный золотым венком, едет на колеснице по улицам Рима. Наконец-то он сравняется со своими партнерами по триумвирату. Они были соперниками, которых свели вместе лишь обстоятельства, а не дружба, хотя поначалу такой союз и казался хорошей затеей. Впрочем, то, что триумвиры пять лет делили между собой власть, отнюдь не мешало каждому из них постоянно стремиться к преимуществу над остальными. Пока что никто не преуспел, но Крассу выпало больше неудач, чем двум другим.
Из-за интриг Помпея он лишился славы единоличного победителя восставших рабов, вместо заслуженного триумфа ему пришлось довольствоваться всего лишь пешим парадом. Многие годы Красс прожил в тени чужих военных успехов. И это положение жестоко тяготило его. Мало того, что в карьере Помпея было много настоящих успехов, он обладал еще и исключительной способностью присваивать чужие победы.
«Ведь на самом деле Митридата и Тиграна разгромил в Малой Азии Лукулл, — с горечью думал Красс. — А вовсе не этот жирный мерзавец Помпей. Но в Парфии такого не будет. Вся слава будет моей. Только моей».
Его мысли переключились на Юлия Цезаря, который начал с покорения галлов и белгов и сумел заработать на этом большое богатство. Теперь, похоже, притязания Цезаря сделались безграничными. Красс беззвучно выругался. Он допустил большую ошибку, когда так щедро ссужал молодого аристократа деньгами. Его обычная тактика — многих должников он подчинял своей власти тем, что прощал им долги, — с Цезарем полностью провалилась. Тот выплатил весь свой долг, причем сделал это крайне вызывающе: прислал к дому Красса целый караван мулов с деньгами. Это случилось незадолго до того, как Красс отправился в Малую Азию. В сотнях кожаных мешков, навьюченных на животных, содержалось колоссальное богатство, весь долг до последнего сестерция. Крассу ничего не оставалось, как принять деньги. Он поморщился, подумав о том, как Цезарь, который ему в сыновья годился, перехитрил его. Но такого больше не повторится.
«Когда Селевкия падет, никто не сможет отрицать моего превосходства, — думал Красс. — Власть в Риме будет принадлежать мне. Одному».
Кассий Лонгин, опытнейший из его легатов, толкнул пятыми свою лошадь и подъехал поближе к главнокомандующему. На отмеченном несколькими шрамами лице старого воина читалось беспокойство.
— Разреши сказать, Красс.
— В чем дело? — Впрочем, Красс вынудил себя вспомнить о вежливости. Никто из прочих его офицеров не мог сравниться опытностью с этим человеком. Лонгин был ветераном множества войн от Галлии до Северной Африки.
— Я снова насчет Армении.
— Легат, мы ведь уже все решили.
— Я знаю, но…
— Если бы мы послушались совета Артавазда и пошли на север, в Армянские горы, а потом снова на юг, то потратили бы не меньше трех месяцев. — Красс стиснул в кулаках поводья. — А так мы доберемся до Селевкии за четыре недели.
Лонгин помолчал, подбирая слова.
— Странно, что он отказался сопровождать нас, ты не находишь? Царь Армении всегда считался верным союзником.
Вдруг наступило неловкое молчание, которое нарушали лишь приглушенные расстоянием крики мулов из хвоста колонны. Все хорошо знали, что Красс очень не любит советов.
— Причем он ушел, как только выяснил, какой мы выбрали путь, — добавил Лонгин.
— Конечно, мы же не с римлянами имеем дело! — Красс плюнул; слюна высохла, не успев увлажнить песка. — Им нельзя доверять.
— Ты прав, Красс, — полушепотом ответил Лонгин и взглянул на Ариамна, роскошно одетого набатийца, который ехал с краю группы.
Воин непринужденно сидел в еще более роскошном, чем у главнокомандующего, седле и держал в руках сверкающие золотом поводья. Легкий ветерок развевал прикрепленный к голове лошади плюмаж из павлиньих перьев. Ариамн был простоволос, поверх панциря на нем была кожаная рубаха. Длинные черные волосы были собраны так, чтобы оставались открытыми большие золотые серьги, которые он носил в ушах. По обе стороны седла были прикреплены тоже богато отделанные колчаны, а на правом плече конника висел грозного вида лук.
— Почему же тогда мы доверяем этой надушенной змее? — еще тише произнес Лонгин. — Артавазд стоит побольше, чем набатийский князек.
Красс улыбнулся:
— Возможно, Ариамну изменяет вкус, когда дело доходит до благовоний, зато у него есть шесть тысяч конников. И он обещал прямиком вывести нас к Селевкии. Тем самым путем, какой устраивает меня больше всего. — Он махнул рукой. — Можешь забыть об Артавазде!
— И о воде для воинов?
Остальные легаты переглянулись. Положение с водой тревожило их всех, но никто другой не осмелился напрямик заговорить об этом.
Кроме Лонгина.
— А ведь Тигр течет с Армянских холмов прямо на юг. До самой Селевкии.
— Хватит! — прикрикнул Красс. — Переход будет недолгим. Ариамн говорит, что парфяне уже бегут в страхе. Ведь правда? — повысил он голос.
Набатиец повернулся и направился к ним, его лошадь красиво гарцевала на песке. Приблизившись к собеседникам, он поклонился в пояс и, глядя на полководца темными глазами с зачерненными веками, прижал левую руку к сердцу.
— Великий, враги рассеялись, как только твои легионы переправились через реку.