Забывший имя Луны
Шрифт:
Не найдя ответа, спросила сама:
– Кто ранил тебя? Если бы Ручейник не нашел тебя, Онеша не позвал меня, а я не остановила бы кровь, ты бы уже умер там, у лесного ручья. Как это получилось?
– Меня ранили люди князя. Хотели убить. Ты спасла меня. Почему? Кто это – Ручейник? Я шел по лесу, потом полз, потом ничего не помню… Где я? – раненный осторожно, почти не поворачивая головы, огляделся. – Погоня нашла меня? Это поруб? Княжье подворье? Но почему меня не убили? И – кто ты? Дворовая девушка? Но ты слишком красива. Наложница князя? Но твоя рубаха… Тебя тоже наказали? Почему ты молчишь?
– Я не знаю, что говорить.
– Я – враг князя. Укрывая меня, ты подвергаешь опасности себя и тех, с кем ты живешь…
– Я лесной житель, но с князем у меня тоже есть свои счеты…
– Спасибо тебе, Врана. Я не хочу знать твои секреты, равно как и отягощать тебя своими…Что ты будешь делать теперь?
– Вообще-то я собиралась почистить и перевязать твои раны, – проворчала девушка. – Но тут ты пришел в себя… Делать это все равно надо, иначе может начать гнить, и я, пожалуй, опять тебя усыплю. Тебе не будет больно, да и мне спокойнее…
– Ты можешь усыпить меня, сделать так, чтобы я не чувствовал боли? – с интересом спросил незнакомец.
– Конечно, могу, – равнодушно подтвердила Врана, раскладывая льняные полосы и кукушкин лен на деревянном подносе. – Я же наполовину ведьма. Человеческим лекарям было бы не под силу остановить кровь из твоих ран, а настоящая ведьма никогда не стала бы пользовать человека, так что тебе вдвойне повезло, что Онеша позвал именно меня…
– Ты – ведьма?! – раненный не сразу поверил своим ушам и потому отреагировал весьма замедленно.
– Да, наполовину. Ты боишься меня? – Врана усмехнулась, вспомнив князя и его людей.
– Боюсь? Нет, конечно. Ты держала мою жизнь в своих руках и вернула ее мне… Но я всегда думал, что ведьмы… что они уродливы, а ты – самая прекрасная девушка из всех, кого я когда-либо видел. Поверь, повидал я немало…
– Я – самая прекрасная девушка? – недоверчиво переспросила Врана, на мгновение оторвавшись от своего занятия. Но тут же усмехнулась краем темно-алых губ. – А ведьмы, значит, уродливы? Жаль, не видал ты мою маменьку. Она бы не обманула твоих ожиданий… Ну ладно, хватит болтать, надо дело делать… – девушка склонилась над раненным, быстрыми пальцами еще раз пробежалась по краям ран.
И вдруг заметила, что на щеках незнакомца расцвели жаркие пятна румянца.
– Что, уже в жар кинуло? – встревожилась Врана. – Рановато вроде. Лихорадка еще и угнездиться не успела…
– Да нет, другое, – раненный досадливо помотал головой, но объяснять что-либо отказался.
– Ну, как знаешь, – Врана пожала плечами. – Давай тогда спать. Утро вечера мудренее – так, кажется, люди говорят? У нас-то, у нечисти, все как раз наоборот будет…
– Ты не нечисть… – прошептал незнакомец. – Ты самая прекрасная…
Есть много разных способов усыпить человека. Встречаются промеж них и такие, которые вовсе не требуют никаких прикосновений. Но дочь хромой ведьмы почему-то вдруг низко склонилась над раненным незнакомцем, вдохнула теплый запах его слипшихся от пота волос, и осторожно коснулась сомкнутыми губами сначала левого, а потом правого века. Синие глаза закрылись, дрогнули длинные ресницы, а пересохшие, потрескавшиеся губы прошептали:
– Милая ты моя ведьма…
–
– Олежка, я тебя убью!
– Убей меня, убей меня, Белка! Я с радостью приму смерть от твоих рук! Только сначала исполни мое последнее желание… Вот так, вот так… И еще вот так!
– Олежка, прекрати!
– Не прекращу! Никогда не прекращу! Да ты и сама не против…исполнить…мое…последнее…желание… Ведь…правда?..
– Правда, Олежка, правда…
Сырые березовые дрова отчаянно «стреляли», и целые созвездия искр уносились мимо черных еловых силуэтов в темно-синее небо. Под растянутым между двумя елями тентом было тепло, дымно и невероятно уютно. Я подложила себе под голову рюкзак, а умиротворенный Олежка снова разлегся поперек, ногами к костру, положив голову мне на живот.
– Нет, Белка, я серьезно – у тебя здорово получается. Может быть, тебе не на биологический надо было идти, а на филологический… или где там на писателей учат?
– Писатель – это состояние души. Этому нигде не учат.
– Брось, где-то точно учат. Я слышал. Вот, я вспомнил, так оно и называется: Литературный Институт… Ну, может, это не у нас, может в Москве где-то…
– Ничего, сойдет и так. Науку, хоть биологию, хоть историю – ее ведь тоже, в сущности, придумывают…
– Не ври, Белка. Историю придумывают только недобросовестные историки. Добросовестные ее изучают, воссоздают…
– Ерунда, нет никакой объективной истории. И не было никогда. Вот одно и то же сражение – взгляд генерала, взгляд солдата, взгляд местного жителя… Где же твое объективное сражение находится?
– Нужно синтезировать…
– А как это, интересно, ты можешь синтезировать две абсолютно противоположные истины? Эта битва – прорыв в будущее, гигантская победа… Эта же битва – боль, грязь, позор, горе и поражение…
– Но это уже не объективные факты, а разные оценки…
– А как отделить факты от оценок, если мы судим об истории, опираясь на мнения современников? Ведь любая фреска из жизни богов – это уже оценка… Да даже если бы это и было возможно, кому нужна эта самая история без оценок?!
– Послушай, Белка, ты все путаешь…
– Послушай, Олежка, а ты знаешь, что я… что я не предохраняюсь?
– Причем тут это?!.. О, ч-черт… Прости! Я не умею так быстро переключаться… Давай…Ну давай, я буду…
– Я не хочу, так неинтересно…
– Так как же тогда? Я не понимаю… Чего ты хочешь?
– Я и сама не знаю… А что ты сделаешь, если я…
– Женюсь на тебе. Ты родишь мне дочку, такую же красавицу и умницу, как ты сама…
– Я не красавица и не умница, и ты сам прекрасно это знаешь. Даже у нас на курсе полно девчонок куда умнее и красивее меня…