Зачеловек

Никитин Юрий Александрович

— Да, но…

— Тебя что-то тревожит?

— Если наткнешься на такой топологический узел, не вздумай развязывать.

— А ты не вздумай рубить. А в чем дело?

— Олег, — ответил Мрак раздраженно, — а ты подумал, что в другую галактику могут ломануться люди, не прошедшие… э-э… по допуску? На фиг, на фиг! Нужна таможня.

Олег сказал саркастически:

— И ты ею станешь?

— Зачем? — удивился Мрак. — Поставим автоматику. Или пусть Яфет этим займется.

Олег ответил коротким выбросом нейтрино, Мрак истолковал это как вздернутые в удивлении брови:

— Автоматику?

Это говоришь ты, кто все еще не может отличить микроскоп от кувалды?

— А ты не отличишь эндоскин от эндотерста, — огрызнулся Мрак. — Автоматика — это значит, что распространяться по звездам будут лишь те, кто перешел на атомарный уровень. А переходить будут сами. Им надо только дать идею, вот и все.

Олег долго думал, хмурился, сопел, наконец сказал нерешительно:

— Я вижу с этим переходом массу всяких технических трудностей… но что-то в твоем бреде есть. Да, есть… Кстати, а чем отличается эндоскин от эндотерста?

Мрак сказал победно:

— Признаешься в поражении?

— Признаюсь, — сказал Олег. — Так чем?

— И щелбан в лоб заслужил? Или колодой карт по рубильнику?

— Да, — ответил Олег покорно. — Что это?

Мрак подумал, пожал плечами размером в три парсека.

— А хрен его знает. Человечество еще не созрело до такого открытия.

Олег холодно замолчал, подбавил скорости, хотел оторваться, однако Мрак не отставал, держится рядом с легкостью, уже забыл, как совсем недавно не мог одолеть переход даже на простейшую атомарную структуру, не говоря уже о внутриатомной.

Похоже, Мрак понял, что Олег думает, и, чтобы показать умение и возможности, усеивал дорогу крохотными радиоактивными маячками, заныривал в вакуум и шел некоторое время там, оставляя на поверхности широкий след из образовавшейся материи, но Олегу надоело хвастовство и фанфаронство, отвернулся и пристально смотрел в направлении того места, откуда все началось. Откуда вылетели все галактики… точнее, то, что потом сформировалось в галактики, видно издали, а простой подсчет, с какой скоростью одна галактика удаляется от другой, дает цифру, когда они составляли одно целое. Получается, что это произошло всего лишь около пятнадцати миллиардов лет тому.

Мрак оторвался далеко вперед, прокричал нахально:

— Ну что, буксирчик бросить?

— Мрак, — ответил Олег, — давай тормози. Туда, в центр, нельзя.

Он видел, как мгновенно Мрак выбросил вперед луч локатора, обследовал, проанализировал, тут же донесся его грохочущий голос:

— И не надо. Там пусто.

— Там не пусто, Мрак, — ответил Олег. — Я не понимаю, что там… но то, что нам нужно, где-то в другом месте.

— Где?

— Еще не чую, — признался Олег. — Не спеши, у меня такое ощущение, что за нами наблюдают. И даже подскажут… может быть.

Мрак завис в неподвижности, хотя, конечно, неподвижности в космосе не бывает, даже сейчас можно назвать не меньше десятка мощных сил, что тянут его в разные стороны, и сотню малых, но не тратил энергию сам, терпеливо ждал, только сердито сопел, всматриваясь в Нулевое Место, где когда-то была сингулярность, кто ее туда поместил, а потом ка-а-а-ак бабахнуло, вот теперь и живем в этом все еще длящемся взрыве на разлетающихся осколках-галактиках.

— Это чо… и есть

то место, откуда начался Большой Взрыв?

Олег сказал недовольно:

— Ты мне еще про Первый Атом расскажи. Ну, который взорвался, образовав тем самым вселенные.

Мрак удивился:

— А ты не знал? Ах да, ты ж волхв, религиозный работник… Понимаешь, Олег, В Начале Начал все было в Праатоме, который потом взорвался. Ты, если не понял, кивни. До Взрыва не было ни пространства, ни времени, ни материи. А теперь все есть, все летит в разные стороны с колоссальной скоростью, потому как взрывалось вот только что, всего промелькнуло каких-нибудь двенадцать миллиардов лет, а это кратчайший миг для такого опасного объекта повышенной бдительности. Все эти звездные галактики, что образовались за это время, — всего лишь завитки дыма от грохнувшей гранаты.

Олег обернулся, Мрак увидел два слепящих солнца на месте глаз… или это не глаза, но нахлынула волна ярости, гнева и отчаянной зависти, причину которой Мрак, не уловил.

— Хорош…

— Правда, я гений? — спросил Мрак самодовольно.

— Еще какой. Помнишь, там, в деревне, я спросил тебя, кто так хитро и красиво вырезает снежинки? А ты объяснил, что на небе живут наши умершие предки, вот сидят и дурью маются от безделья. А предков наумирало много, вот столько снежинок и получается… А там еще целые амбары наполнены.

Мрак буркнул с неудовольствием:

— Мне так объясняли умные люди, вот и я так тебе…

Он оборвал себя на полуслове. Пространство колыхнулось, среди черноты блеснули широкие полосы скоростных тахионов, но это было лишь эхо от смеха Олега.

— Да пошел ты, — сказал Мрак в сердцах. — Сам предложи что-то поумнее!

— Предложу, — ответил Олег серьезно. И добавил: — Когда сам пойму, почему здесь все грохнуло.

Он осматривался, превратив себя целиком в слух, разбросав сенсоры на несколько парсеков, вслушиваясь, вчувствываясь, стараясь снова услышать зов, ведь чернота космоса подобна черноте сна. Почудилось, что в пространстве рассеяна пыль, серая пыль, в одном месте ветерок, заворачиваясь волчком, нанес целую горку, остальную разбросав по спирали… Он сделал над собой усилие, напоминая себе, что эта серая пыль не что иное, как мириады и мириады звезд, а этот холмик со спирально разбросанной пылью — ближайшая галактика, то есть обычнейшее скопление звезд, так это миллиардов в сто — сто пятьдесят.

И дальше можно рассмотреть крупинки, что на самом деле не крупинки, а такие же сбившиеся в кучу звезды. Эдакие стада, тоже по сто миллиардов звездных голов. Но это обычное, это уже неинтересно, это как муравьи на дороге, которых не замечают ни люди, ни животные, ни машины.

Он чувствовал, что некое космическое течение постепенно захватывает его, увлекает, несет с все возрастающей скоростью, начинает закручивать в подобие вихря, рванулся, крикнул Мраку:

— Не отставай…

Мрак ринулся следом, но впереди вспыхнуло, Мрак пронесся мимо, жуткий жар сжег часть тела, однако страшный ядерный взрыв остался позади, за тысячи и тысячи километров… да не километров, дубина, а парсеков, перед глазами все еще эта страшная, мгновенно схваченная и упрятанная в кварковый мозг картина колоссального ядерного взрыва.